Мартовскіе дни 1917 года

С такой апріорной характеристикой народных переживаній связывается столь же апріорное сужденіе о примитивности патріотических устремленій масс, не понимавших государственнаго смысла слова ''отечество". Ген. Селивачев в дневникѣ от 11 марта опредѣлил это так: "Ожидать счастливаго окончанія для нас войны невозможно... Выборный начальник "хам", не зная Россіи и не понимая ея исторических задач, несомнѣнно будет разсуждать так, как и его гражданин-солдат, который знает только свою волость и ее только считает своим отечеством". Не поддаваясь соблазну сдѣлать экскурс в область народной психологіи, ограничимся лишь замѣчаніем, что в ходячей формулѣ: "мы — пензенскіе, тамбовскіе или вятскіе", столь часто находящей себѣ мѣсто в мемуарных откликах[368], в сущности в гораздо большей степени проявляется фигуральное выраженіе довольно элементарной истины, что Россійская Имперія в силу своих географических, топографических и экономических условій располагает огромными оборонительными рессурсами, которых нѣт в других европейских странах — рессурсами, в борьбѣ с которыми может спасовать самая усовершенствованная военная техника. В дни второй міровой войны фландрское пораженіе, предопредѣлившее судьбу Парижа, означало для Франціи катастрофу; захват 11 русских губерній (правда, польских, незначительных по размѣрам), в эпоху перваго мірового катаклизма, никакой государственной катастрофы Россіи не предвѣщал. Во времена Наполеона западно-европейская практика установила неизбѣжность капитуляціи страны при захватѣ непріятелем столицы. Военный геній французскаго полководца не ожидал встрѣтить иного в варварской Москвѣ — надежды его оказались обманчивыми и отнюдь даже не в силу особаго народно-патріотическаго подъема (исторія 1812 года полна прозы). Означало ли «то, что "Россія", как таковая, ничего не говорила крѣпостному населенію, как яко бы не говорила и через столѣтіе народу, освобожденному от помѣстнаго ига? Отнюдь нѣт[369].

Воспроизведем в видѣ иллюстраціи довольно яркую сцену, описанную в мартовском дневникѣ 17 г. ген. Болдыревым. В Псковѣ 5 марта парад. Войска по "нелѣпому" распоряженію нач. гарнизона Ушакова выведены без оружія "в видѣ какой-то сборной команды". "В глазах рябило от красных ленточек и флагов с надписью: "Да здравствует Свободная Россія". На мѣстѣ собралась огромная толпа. Настроеніе, как сообщили в штаб, "крайне тревожное". Надо было найти выход для скопившейся энергіи. И Болдырев своим зычным голосом, поздравив войска с переходом к новому государственному строю, крикнул: "Да здравствует Россія!" "Раздалось бѣшенное "ура"... Толпа ревѣла вмѣстѣ с солдатами, чувствовалось, что... в этот момент толпу, опьяненную и взвинченную до послѣдняго предѣла, легко можно было бросить и на подвиг, и на преступленіе"... Послѣ "нѣскольких горячих слов" Болдырев заявил, что главнокомандующій будет удивлен, видя войска на парадѣ "безоружными", и приказал разойтись по квартирам и прибыть вновь в "положенном уставом видѣ". Отвѣт — "громовое ура". Парад состоялся. Говорил Рузскій — "тихо, тепло, по-отечески". Его любили, и при отъѣздѣ ему была устроена овація и войсками, и народом, хотя "вензеля на его погонах с буквой Н как-то особенно коробили глаза среди моря революціонных знаков"... Русская армія неразрывно связана с мужицкой Русью. Никакой подготовленностью, никаким посторонним вліяніем и воздѣйствіем нельзя объяснить тот факт, что во всѣх резолюціях, принимавшихся на крестьянских собраніях в мартѣ, требовалось довести войну "до побѣднаго конца" и сохранить неприкосновенность территоріи. Если вліяніе большевиков в деревнѣ было незначительно[370], то связи с партіей, выставившей на своем знамени "Земля и воля", были значительны. В партіи сильно было и циммервальдское теченіе. Очевидно, не крестьяне должны были приспособляться к своим политическим руководителям, а обратно. Не приходится поэтому поддерживать тезис, получившій извѣстную популярность в нѣкоторых русских общественных кругах и нашедшій отклик в первых обозрѣніях революціонных событій, который вышли из-под пера иностранцев (напр. Chessin), — тезис, согласно которому, русскій солдат на войнѣ сражался не за Россію, а за Императора и с устраненіем этого символа отпали побудительныя причины для героизма и жертвенности.

2. Побѣдоносная война.