Мартовскіе дни 1917 года

По мнѣнію ген. Врангеля, в "рѣшительныя минуты" послѣ переворота не было сдѣлано со стороны старших военных руководителей "никакой попытки овладѣть сверху психологіей арміи"... Мы видѣли, что это было не совсѣм так. Но, повидимому, Врангель раздѣлял в то время позицію Деникина, первое впечатлѣніе котораго при полученіи циркулярной телеграммы Алексѣева было, как мы знаем, формулировано словами: "Ставка выпустила из своих рук управленіе арміей". Ставка упустила момент не в смыслѣ захвата армейскаго революціоннаго движенія в свои руки. Нѣт! "Грозный окрик верховнаго командованія, поддержанный сохранившей в первыя двѣ недѣли дисциплину и повиновеніе арміей, быть может, мог поставить на мѣсто переоцѣнившій свое значеніе Совѣт, не допустить "демократизаціи" арміи и оказать соотвѣтствующее давленіе на весь ход политических событій, не нося характера ни контр-революціи, ни военной диктатуры" — пишет автор "Очерков русской смуты", передавая не то вывод современника, не то заключеніе историка. "Лояльность команднаго состава и полное отсутствіе с его стороны активнаго противодѣйствія разрушительной политикѣ Петрограда — по словам Деникина — превзошли всѣ ожиданія революціонной демократіи"...

Сам Деникин совершенно не склонен был итти на уступки — по собственным словам, он, в качествѣ главнокомандующаго фронтом, подчеркнуто с самаго начала держался системы полнаго игнорированія комитетов. Період разработки новых реформ застал Деникина на посту нач. штаба верх, главнокомандующего, что не могло не оказывать несомнѣннаго вліянія на позицію Ставки . Ссылаясь на знаніе "солдатской психологіи", Деникин говорит, что строевые начальники не желали придавать армейским реформам (признавая цѣлесообразность нѣкоторых из них — устраненіе "нѣкоторых отживших" форм) характер "завоеваній революціи": надо было дѣйствовать "исподволь, осторожно". Рецепт довольно утопичный в обстановкѣ революціоннаго дѣйствія. Какими силами можно было удержать армію в предѣлах стараго дисциплинарнаго устава? Здѣсь между "генералитетом", принявшим переворот, и "революціонной демократіей", активно участвовавшей в переворотѣ, лежала непроходимая пропасть, отчетливо опредѣленная в рѣчи Кучина на Гос. Совѣщаніи и в деклараціи, прочитанной Чхеидзе от имени революціонной демократіи: "солдаты будут уходить от революціи и в ней разочаровываться"...[440].

Алексѣев, как много раз мы могли усмотрѣть, отнюдь не держался такой непримиримой позиціи. В мартѣ у него не было того раздраженнаго чувства разочарованія, которое так отчетливо проявилось в позднѣйших письмах и записях дневника. Верховный главнокомандующій умѣл тактично сглаживать шероховатости Ставки, куда "хлынули", по выраженію Деникина, смѣщаемые, увольняемые и недовольные генералы.