Мартовскіе дни 1917 года

Политическая педагогика не очень шла к лицу Исполнительнаго Комитета, ибо самим центром постоянно нарушались основы той тактики, которую рекомендовала "инструкція" провинціальным организаціям. Напримѣр, в засѣданіи 19 марта утверждена была инструкція военным комиссарам, которых рѣшено было назначить " по соглашенію с Временным Правительством", при военном министрѣ, при Ставкѣ, при командующих отдельными фронтами и при флотах. Назначались комиссары "в цѣлях установленія прочной и постоянной связи между войсками и их органами и Совѣтами Р. и С. Д. для быстраго и планомѣрнаго разрѣшенія возникающих в области внутренней и политической жизни арміи вопросов и незамедлительной передачи директив, равно, как и в цѣлях предупрежденія каких-либо ошибочных шагов со стороны руководящих нынѣ жизнью арміи органов". Однако, в тот же день выяснилась необходимость "послать в Або завтра, в 12 ч. ночи, одного из членов с.-д. фракціи Государственной Думы для урегулированія положенія дѣл", и Исполнительный Комитет выносит постановленіе "послать в Гельсингфорс и Ревель военных комиссаров, которые были бы назначены по соглашенію с офицерско-солдатской организаціей". Отмѣченный казус свидѣтельствует, что не всегда злая воля нарушала прерогативы Правительства. При негибкости правительственных органов самочинныя дѣйствія вызывались не терпящими отлагательства жизненными обстоятельствами, на которыя приходилось реагировать совѣтским учрежденіям — особенно на первых порах. Но еще в большей степени препятствовали успѣху "педагогических уроков" Исполнительнаго Комитета в центрѣ самочинныя дѣйствія отдѣльных его членов, с которыми центр во имя ложно понимаемаго демократизма боролся очень слабо. Суханов разсказывает, напримѣр, как с.-р. Александров на бланках Исполнительнаго Комитета давал разрѣшенія запахивать помѣщичью землю...

"Организованное давленіе" или "бдительный контроль" в центрѣ осуществлялся при посредствѣ особой "контактной комиссіи", созванной еще постановленіем Исполнительнаго Комитета 8 марта. Руководителей революціоннаго центра не могло удовлетворить "непрерывное наблюденіе за деятельностью Правительства вошедшаго в его состав, вопреки волѣ этих руководителей, "заложника демократа". Сам Керенскій склонен был преувеличивать свою роль. На совѣщаніи Совѣтов он говорил: "Я вас увѣряю, что все, что можно было сдѣлать, чтобы провести волю пославших меня там, я сдѣлал и увѣряю вас и ручаюсь, что я сдѣлал это удачно, и что торжество демократических принципов обезпечено в Россіи, и оно будет незыблемой основой всего будущаго строя..." Крайне преувеличивал, по крайней мѣрѣ по газетному отчету "Русской Воли", и предсѣдатель Вольно-Экономическаго Общества Чайковскій в привѣтствіи 7 апрѣля посѣтившаго засѣданіе министра: "Если до сих пор не произошло разрыва, если Временное Правительство не сложило своих полномочій, то потому, что в Правительствѣ Керенскій, улаживавшій конфликты". Такую миротворческую роль Керенскаго услѣдить довольно трудно.

Правительство с перваго момента своего существованія не пыталось уклоняться от "воздѣйствія" со стороны Совѣта. В нѣкоторых случаях оно (или отдѣльные его министры) дѣйствовало слитком поспѣшно и даже предупреждая событія. Распоряженіе министра юстиціи в соотвѣтствіи с постановленіем Исп. Комитета 4 марта о "временных судах, вводившее спеціальное представительство рабочих, без надобности дискредитировало тот мировой суд, который сам Керенскій в дни пребыванія в Москвѣ назвал единственным из судов, остававшимся "вѣрным завѣтам совѣсти"... Нашумѣвшая телеграмма Керенскаго и Некрасова о демократизаціи желѣзных дорог, вызвавшая удивленіе даже у Ломоносова, имѣла самыя роковыя послѣдствія.