Мартовскіе дни 1917 года

Так было в разгар солдатскаго мятежа[79]. Конечно, были насилія, были убійства и в Петербургѣ Но могут ли отдѣльные эксцессы свидѣтельствовать о специфической атмосферѣ убійств, которая создалась в первые дни революціи? Общій колорит эпохи настолько очевиден и ясен, что испытываешь нѣкоторое чувство неловкости за озлобленіе мемуариста, который в своих личных переживаніях стремится изобразить перед потомством дѣйствительность в сугубо мрачных тонах. Он возводит клевету на тогдашнюю современность — она была очень далека от фанатичной проповѣди своего рода "варфоломеевской ночи". Трудно случайной статистикой что-либо доказать. В свое время в статистическом отдѣлѣ петербургская комитета союза городов был составлен список "пострадавших" в дни февральско-мартовской революціи.  Данныя тогда же были опубликовали в газетах с указаніем, что они были собраны студенческой организаціей союза. Основаніем для составленія списка послужили свѣдѣнія, доставленныя из больниц и лазаретов. Немало пострадавших в такую регистрацію, понятно, не было включено. Ген. Мартынов, пользовавшійся архивным матеріалом Чр. Сл. Ком., куда эти данныя были представлены, приводит Цифру 1.315 пострадавших (убитых и раненых)[80]. Распредѣляется это число так: офицеров 53, солдат 602, чинов полиціи 73, граждан обоего пола 587. Сколько среди них было убитых, мы не знаем. Число "жертв революціи" (их было по офиціальной статистикѣ 181), торжественно похороненных 23 марта на Марсовом полѣ, ничего не говорит, ибо это была революціонная демонстрація, мало считавшаяся с реальностью[81]. Запись Гиппіус 7 марта, говорящая об "уродливом" копаніи могил для "гражданскаго там хороненія собранных трупов, державшихся в ожиданіи", повидимому, не очень далека от дѣйствительности[82]. Сколько среди этого неизвѣстнаго количества убитых погибло от шальной "революціонной" пули в дни безсмысленной уличной перестрѣлки, носившей или демонстративный характер, или вызванной паникой, неумѣніем обращаться с оружіем, а нерѣдко служившей забавой подростков? Мы этого никогда не узнаем. Шкловскій, непосредственный участник революціонных дѣйствій, убѣжден, что большинство погибших надо отнести к числу случайных жертв. Конечно, воспріятія современников были крайне субъективны, — напр., ген. Селиванов на фронтѣ заносил в дневник со слов письма от "Тамуси": "в газетах не было 1/8 того, что было на дѣлѣ. Ужасно! Вот вам и свобода печати и слова".

Посколько мы можем признать относительную цѣнность приведенной статистики, посколько приходится заключить, что она опровергает граничащая с инсинуаціей сужденія мемуаристов, пытающихся подчас сознательно каким-то кровавым туманом окутать первые дни февральской революціи. Как ни далека была от уличной жизни придворная дама Нарышкина, все же она не могла бы написать в свой дневник 28-го: на улицах полный порядок, нигдѣ ни малѣйшаго насилія. Не только люди в "офицерской формѣ", но и люди в ненавистном массѣ полицейском мундирѣ не подвергались на улицах Петербурга жестокой расправѣ в дни "солдатскаго бунта". Когда бывшій член Гос. Думы Бородин (к. д.) в день десятилѣтія революціи вспоминал в нью-іоркском "Новом Русском Словѣ", как "полицейских безпощадно убивали в участках и на улицѣ", его память, быть может, и безсознательно воспроизводила под напором послѣдующих переживаній нѣчто такое, что было очень далеко от дѣйствительности — слишком разительна была та цифра  —  70, которую давала "статистика". Наблюдавшіе уличную толпу, реально отмѣчают нам "озлобленность" против полицейских в моменты, когда обнаруживалась стрѣльба с крыш из пулеметов (воображаемых), или когда ловили переряженных "фараонов". На этих расправах особо останавливается в своих воспоминаніях бар. Врангель (отец); ряженые городовые, — по его словам, — становились "гипнозом, форменным сумасшествіем" толпы, их ловили и убивали, принимая подчас бѣднаго трубочиста с метлой за коварнаго и хитроумнаго фараона. Но, — должен отмѣтить мемуарист, — очень скоро интерес к городовым пропал.