Мартовские дни (СИ)

— И все у них поначалу было хорошо… Я его любила. В те дни я была одинока и уверовала, что в нем мое спасение, — словно защищаясь от нападок и в то же время не доверяя собственным словам, проговорила Хелла. — Он за словом в карман не лез и твердил, как ему повезло со мной. Вдобавок красавчик писаный, что еще надо женскому сердцу? Мы поженились. Доверюсь, решила я после свадебного пира. Расскажу про лягушачью шкурку. Пусть промеж нас не будет тайн. Ведь таким, как я, свыше явлены границы и пределы. Незримые оковы, не то мы и мир дотла выжжем, и последнего ума лишимся. Часть нашего могущества всегда воплощается в каком-либо талисмане. Мы являем его только тем, кому вручаем свое сердце. Но я не успела ничего рассказать. Княжич Иван сыскал шкурку среди моих вещей и пригрозил сжечь. Тогда-то мы и поговорили начистоту. И я… я просто-напросто растерялась. Подумать только, я могла щелчком пальцев вызвать ураган, не оставить от града камня на камне, превратить моего муженька в комара и прихлопнуть его… но при всем моем могуществе оказалась бессильна. Ведь я так сильно любила его.

— А он?

— А он владел моим амулетом. Говорил, мол, просто хочет малость меня припугнуть, и смеялся. Он частенько смеялся… просил, чтобы я смеялась тоже. Я ведь была не такая, как женщины, с которыми он привык иметь дело. Никогда не умела стоять, кротко опустив глаза и не прекословя мужчинам. Я ж изведала, какие они до старости щенки — напрудят лужу и радуются.

— Он обижал тебя? — напрямую спросил Пересвет.

— Нет. Да. Не знаю. Пару раз поднимал на меня руку, но что с того? Слова ранят куда больнее, чем шлепок узорчатым поясом. Хуже другое, я запуталась. Прежде я всегда знала, где правда и ложь, где кончается одно и начинается другое, и как свет рождается из тьмы. С ним я стала… — она замялась, не в силах подобрать нужных слов. — Мой супруг умел вывернуть любой спор наизнанку. Я всегда выходила неправой. Я была слишком сильной и дерзкой, слишком своевольной. Он говорил, ради моей же пользы надобно держать меня в узде и подальше от людей. Чтобы не вытворила чего дурного своим колдовством. Ведь он не переживет, если простецы ославят его прекрасную жену злобной ведьмой и забросают камнями. Однако он ничуть не возражал против капельки чар, сведших в могилу старого князя. Да, я это сделала и могу признаться. Муж убедил меня: отцу не по душе невестка-ведунья. Якобы князь помышляет жестоко истребить меня и его. Иван рассчитывал завладеть престолом, да только малость промешкал. Княжество ушло под руку старшего сына. Заподозрив неладное, новый правитель велел младшему брату приискать себе новые владения и новый дом. Мы ушли в края, которыми владел средний брат. Тот хлебнул в жаркий день ледяной водицы и тоже недолго протянул на свете. Его земли достались моему мужу… здесь он с моей помощью основал Тридевятое царство и развязал войну со старшим братом и племянниками. Война тянулась и тянулась, люди гибли, лилась кровь, горели поля. Все чаще меня за глаза именовали не Премудрой, но Еленой Темной. Шептались, я околдовала царя и свела его с ума. В конце концов Иван-царь одержал верх. Его брат погиб в бою, племянники очутились за решеткой. Мой супруг к тому времени сильно одряхлел телом и разумом — причем совершенно без моего вмешательства. Он старел, а я оставалась юной. Всякий день он кричал, чтобы я вернула ему молодость. Отдала свою, раз уж я такая никчёмная жена, или влила в его жилы кровь плененных молодых сродственников. Среди них был один юный витязь… которому достало сил, ума и выдержки заглянуть мне в глаза. Он спросил, ведаю ли я, что творю. Ведь он слышал то же, что и ты — мол, я свет и радость, а не тьма во плоти.

Хелла вскинула леденящий рысий взор на Пересвета:

— Вот я и положила всему конец. Витязь стал новым правителем… царем руин и развалин. Люди прокляли былую столицу и перебрались к реке Молочной. Основали Столь-град. А я улетела. На крылатой колеснице, с дымом и треском. Что нынче болтают среди людей о моем исходе?

— Что ты сразилась со смертью за Ивана-царевича, была побеждена и удалилась скорбеть об утратах.

— И на том спасибо, — буркнула чародейка.

— А что сталось с лягушачьей шкуркой?

— Сгорела, — после короткого мучительного молчания вымолвила Хелла. — Муж исполнил свою угрозу и бросил ее в огонь. Когда понял, что я лучше угасну, чем подарю ему отпрысков. Я тогда надолго в рассудке помутилась. Наворотила изрядно дурного, чего делать не стоило. Если б тот витязь меня не остановил…

— Как же ты ворожишь?.. — растерялся Пересвет. Выходит, сказочная Царевна-лягушка ему вовсе не пра-пра-прабабка, и в его жилах нет ее чудесной крови?

— Я как река. Ее можно запрудить, можно отвести часть воды, но невозможно иссушить до дна. Волшебство убывает и прибывает, но капля его всегда пребудет со мной. Где капля, там постепенно наберется море-океан. Из брошенного семени взрастает новый цветок.