Мартовские колокола

Болдоха выл, захлёбываясь вперемешку с воем, кашлем, но ухитрялся как–то не уронить лампу — всё же привычка беречь свет, единственный залог выживания под землёй, давала о себе знать. Но дышать было нечем — и вой постепенно переходил в сипение. Едкий дым вытеснил из тоннеля воздух, раздирал зудом глаза, тысячей огненных лезвий вонзался в лёгкие…

— Болдоха… помоги.. помираю.. дышать… — просипел из последних сил вожак с головой погрузился в смрадную жижу. Секунду спустя погас и последний фонарь — Болдоха сдался, выиграв у неумолимой судьбы всего несколько лишних мгновений жизни. Тишина и мрак окурали коридор, и лишь тонюсенькая изумрудная нить лазерного луча продолжала пронзать облака дыма сигнальной шашки, заполнившие тоннель на всём его протяжении.

Прошли неразличимые минуты — а может часы? С дальней стороны — противоположной той, откуда явились покойные ныне разбойнички, — возникли два столба белого света, мутного в клубах дыма. Затем из подсвеченной белёсой мути появились две неуклюжие в костюмах химзащиты фигуры; мощный налобник украшал каску первого, стеклянные треугольные зенки противогазов пялились на тела. В руках у того, что с налобником, был обрез двустволки, другой водил перед собой автоматом с примотанным под стволом тактическим фонарём.

Тот, что был с обрезом, подошёл к телам и потыкал их ногой в резиновом бахиле. Что–то неразборчиво прогудел спутнику — и тот, перекинув автомат за спину (луч фонаря упёрся в жижу на дне) схватил тело Болдохи за ногу. Вдвоём они оттащили труп к притаившемуся в десятке шагов провалу, прикрутили к нему проволокой булыжник — небольшая кучка их была запасливо сложена на выступе стены возле провала, — и спустили в сыто чавкнувшую бездну. Потом вернулись за вторым и повторили процесс. Первая из фигур в химзащите поковырялась в стене напротив лазерного датчика, чем–то металлически щелкнула; в руках у неё появился длинный цилиндрический баллон, который и занял место в скрытой от глаз нише в кирпичной кладки. Второй точно такой же баллон, видимо, использованный, булькнул в провал вслед за трупами.

Двое постояли над провалом, потом повернулись и отправились обратно — откуда пришли. Воздух в тоннеле постепенно очищался — неощутимые сквозняки постепенно вытягивали наружу дым. Мрак и тишина снова вступили в свои права, и только зелёная светящаяся ниточка осталась на своём месте — до следующих незваных гостей…

Глава шестая

Читателям памятны, наверное, мои статьи о подземной клоаке под Москвой – наделали шуму. Дума постановила начать перестройку Неглинки, и дело это было поручено моему знакомому инженеру Н. М. Левачеву, известному охотнику, с которым мы ездили не раз на зимние волчьи охоты. Работы эти были закончены к прошлому, 1886–му году; во время работ я повторно спускался в Неглинку возле Малого театра, где канал поворачивает, и его русло было так забито разной дрянью, что вода едва проходила сверху узкой струйкой: это и была главная причина наводнений.

Однако же Бог, как говорится, троицу любит; вот и пришлось мне в третий раз посетить подземный лабиринт Москвы. Причина на этот раз оказалась не столь прозаическая: последние недели две по городу поползли жуткие слухи о пропавших в клоаке людях; московские обыватели называют что пол–сотни, а кто и сотню сгинувших; в Охотном же ряду вам запросто расскажут о «тыщщах» людей, пропавших во тьме подземелья. Так или иначе, городские власти пока не чешутся, вот и приходится мне, как признанному газетами знатоку московской клоаки, браться за это во всех смыслах грязное дело…