Маша, очнись!

Встала я чуть опухшая после предсонных слез. Ноги пока казались неидеальными, животик оставался. Лес хотел что-то сказать, но я не могла пробиться к главной Его мысли.

Я надела бюстгальтер с пуш-апом: его мне случайно купила мама, не посмотрев, а застегнуть его на себе раньше было боязно. Влезла в телесные колготки, несмотря на морозное утро. Запасной неиспользованной щеткой для зубов расчесала брови.

В школе класс замер. Паша глядел куда-то над животом, Настя долго смотрела на брови. Ева неслышно помахала руками, как машет хореограф танцовщице.

Я прошла и даже не подпрыгивала, не стучала пальцами по бедрам. Никто не снимал на телефон, и в тот день никто ничего мне не сказал.

Я, кажется, стала стервой, а стекло стало толще: новый образ, новая броня.

Так прошел остаток 8 класса.

Болото, кикиморы, болотный царь

9 класс, первые полгода

Объявление о наборе в гимназию я увидела в рекламе, пока переписывалась с Евой в соцсетях. В рекламе было написано: «Ты девятиклассник? Поступи в гимназию N»

О гимназии я никогда не слышала. Вбила в поисковике — и оказалось, что гимназия лучшая в Москве. Учиться с лучшими, быть лучшей. Я почувствовала запах тины: так пахла моя ГБОУ СОШ. В ней тонула я, в ней тонули все, но как будто не замечали этого.

Я написала в тетрадке карандашом, рядом на всякий положила ластик: сейчас как напишу глупости. Написалось вот что:

«Я не могу больше в этом болоте с этими… Кикиморами! Я не хочу быть сонной мухой, я не хочу больше! Я хочу поступить, только вырваться отсюда»

Демоверсии вступительных заданий казались сложными, но подъемными. Окрыленная, я поскакала в школу, но там ударилась об Еву — не плечом, конечно.

«Как хочешь, бросай тут все, они действительно не стоят тебя, — сказала Ева и тут прибавила, — а я?»

Я лепетала что-то о том, что Ева моя лучшая подруга, что мы будем так же переписываться и видеться, но Ева смотрела сквозь меня. Как говорят: свет горит, а дома никого нет.

Признаться честно, что-то противное внутри шевелилось и шептало: «А что если ты мелешь ерунду, что все неправда?»

Праздников праздник и торжество торжеств

9 класс, 15 апреля

Завтра Пасха — наш праздник. Соревнуешься в битье вареных яиц, ешь апельсиновую пасху и самые страшненькие и вкусные на свете куличи: у мамы каждый год проваливается куличная серединка, и мы пытаемся исправить положение сахарной пудрой. Ничего не выходит, и мы всегда позорно стоим в Страстную субботу рядом с красивыми куличами и краснеем.

Но главное в Пасхе совсем не куличи, а ночная служба, на которую мы традиционно ходили с папой, пока мама, еще до их развода, ждала нас с мясными салатами дома.

Пасха — это что-то типа Нового года, только с Богом вместо Деда Мороза: чувствуешь, что где-то, в слоях реальности, происходит чудо и наступает новое время. Это время для тех, кому так нужен второй шанс и вторая попытка.

Пасха — праздников праздник и торжество торжеств.

К нашему бибиревскому храму слетались тени людей, которые под фонарями превращались в наших соседей, знакомых и даже людей, каких каждый день встречаешь по дороге в одно и то же время.

В толпе я увидела нашего завуча Нину Ивановну. Обычно строгая и недовольная, она улыбнулась мне.

В храм было не зайти, поэтому мы встали у дверей. Хотелось спать. Я не разбирала слова молитвы и только крестилась вместе со всеми, но папа внимательно слушал и, кажется, плакал.

Всем зажгли свечи, и я встрепенулась: начиналось самое главное. Кучками мы пошли по весенней мерзлой ночи. Плечам было ужасно холодно, но пальцам горячо. На мой напряжённый, почему-то оттопыренный мизинец капал воск, как бы напоминая: твоя плоть жива и уязвима, и кто ты — по сравнению с Богом.

Над нами пролетели два белых голубя, и от них в темноте даже стало светлее.

«Это же как мама и папа. Может, Бог что-то хочет мне сказать? Дать подсказку? Боже, помоги мне понять, что же нужно», — напряжённо думала я.

Мы дошли до входа в храм. Я осмотрелась: на полунощницу собралось, кажется, всё Бибирево. Тут батюшка крикнул «Христос Воскресе» и люди грянули: «Воистину Воскресе!»

Я вздрогнула и от неожиданности заплакала. Никто не заметил, даже не взял за плечо, и на второй и третий раз я надрывно, немножко захлебываясь, кричала со всеми: «Воистину Воскресе!»

Тут я оглянулась и поняла: папы нигде не было как будто уже очень давно. Я позвонила папе один раз, потом еще, еще и еще, обежала вокруг храма, запрыгнула в сам храм. Потом, как меня учили, встала на месте, где потерялась.