Машина бытия

Впервые за все это время Пловец облегченно вздохнул.

– Какие потери? – спросил Левински.

– Простите, сэр? – Капитан наклонился к Левински.

– Потери! – крикнул тот.

– У нас десять раненых, сэр, – попали под наш же перекрестный огонь. Но ничего серьезного. Мы убили двоих – э-э – людей. Четырех ранили.

МакПрестон нажал кнопку в подлокотнике кресла. Стеклянный колпак крышки самолета с шипением откинулся назад.

– Пятьдесят человек на крышу, – буркнул Левински, – и этого было бы много.

– Отлично, капитан, – сказал МакПрестон. – Теперь доставьте сюда профессора Румеля и женщину. Мне не терпится познакомиться с ними.

Капитан заколебался:

– Понимаете, сэр… мы получили приказ бережно обращаться с ними, и мы…

– Так доставьте их сюда!

– Сэр, женщина отказывается прекращать работу.

– Работу?

– Сэр, профессор Румель говорит, что она подчинится приказу только его племянника. – Капитан кивнул в сторону Пловца.

Пловец выслушал все это молча, но посмеиваясь про себя. Ему нравился этот капитан. Ему нравился МакПрестон. Он был просто влюблен в Мишу Левински и во всю эту толпу вояк. Он очнулся от своих мечтаний, ощутив на себе пристальные взгляды МакПрестона и Левински.

– О чем еще вы нам не сказали? – спросил Левински.

«О том, что Об работает с алмазом», – подумал Пловец. Сглотнув, он произнес:

– Думаю, что я ей нравлюсь.

– Вот как? – сказал МакПрестон.

– Да, и это хорошо, – сказал Пловец.

– Судя по описаниям, она довольно странно выглядит, – произнес МакПрестон. – Что в ней хорошего?

Пловцу вдруг резко разонравился МакПрестон. От помощника президента не ускользнуло, что настроение Румеля изменилось.

– Может быть, мне неверно ее описали, – поспешно добавил МакПрестон.

– Уолли, ты бы лучше помолчал, – сказал Левински.

* * *

В последовавшей неловкой тишине Пловец взглянул на Левински и задумался: «Об – уродка? Она не более уродлива, чем я! У нее есть лишняя грудь. В ее время это было преимуществом. Она не виновата, что ее похитили из ее эпохи. Она не просила, чтобы ее переносили в наше время и насмехались над ней, просто из-за того, как она выглядит. Она нормальная здоровая женщина, и уж точно, нормальнее и здоровее этого недомерка МакПрестона».

МакПрестон, покраснев от гнева, обратился к капитану рейнджеров:

– Она отказывается идти сюда? Но почему? У вас что, не хватает людей, чтобы доставить ее сюда силой?

– Сэр, там в комнате стоит верстак весом в четыреста фунтов. Они спрятали за ним труп Джепсона. Мы хотели сдвинуть верстак, чтобы извлечь труп. Сэр, она подняла верстак одной рукой.

– Четыреста фунтов? Одной рукой?

– Да, сэр. Да… и Джепсон на самом деле оказался мертв, сэр. У него раскроен череп. Профессор говорит, что она разбила ему голову одним ударом кулака.

– Кулака? – МакПрестон в ярости обернулся к Пловцу. – Румель, что же это за женщина?

– Обычная, нормальная женщина, – ответил Пловец.

– Но…

– В ней нет ничего необычного! – горячо заговорил Пловец. – Может быть, в своей эпохе ее вообще считали слабенькой. Она не просила, чтобы ее переносили к нам, МакПрестон. Она не просила, чтобы ее судили по ее внешности.

МакПрестон всмотрелся в лицо Пловца, подмечая каждую деталь – от низкой границы роста волос до скошенного подбородка. Подумав, он сказал:

– Простите, мистер Румель. Это моя оплошность.

Пловец снисходительно кивнул, подумав: «Она слушается только меня». Его переполняла поистине сумасшедшая радость. Он вдруг почувствовал, что его левую руку потянули вверх. Левински разомкнул наручники.

– Миш, что ты делаешь? – поинтересовался МакПрестон.

– Разве это не очевидно?

– Постой, Миш, – сказал МакПрестон. – Я сочувствую твоим порывам, и президент тоже их понимает, но есть некоторые препятствия. Этот человек совершил преступления, которые…

– Он лучший минер-подрывник из всех, каких я знаю, – сказал Левински.

– Но вспомни о русских! – с недовольным видом произнес МакПрестон.

– Мы подсунем им Джепсона, – возразил Левински. – Джепсон мертв. Он не возразит… и не станет оспаривать нашу версию произошедшего.

Пловец помассировал запястье, натертое наручниками, и перевел взгляд с МакПрестона на Левински. Для него их разговор не имел ни малейшего смысла. Капитан, продолжавший стоять у иллюминатора, тоже был сильно озадачен.

– Но Румеля опознали! – кричал МакПрестон.

– Вот как?

– Вот так! Русские узнают, что он соучастник. И какая тебе от него польза? У него такое лицо – простите меня, мистер Румель, но это правда, – что миннесотский фермер опознал его, лишь пару раз увидев его фотографию в газете до того. Как ты спрячешь его от русских?

* * *

– Не глупи, Уолли! Я не хотел его использовать. Мне нужны его знания, его опыт. Я хочу, чтобы он преподавал в академии.

– Но если мы не сдадим его прокурорам вместе с остатками банды…

– Но что, если мы объявим его нашим агентом? Скажем, что он был внедрен нами в банду Джепсона?

– Ты это сам сказал, Миш, я тебя не просил. Они знают, кто у нас эксперт. Они, русские, знают, кто потопил их судно.

– И?

МакПрестон нахмурился.