– Молчи! – шикнула Агата.
– «Но прежде всего, – продолжил я, – это создание человечно, и не только похоже на человека лицом и телом, но и вмещает весь могучий интеллект человечества. Она будет прислушиваться к вашим детям, научится понимать их, будет любить и беречь их так, как только способен человек. Она может открыть все прекрасное в мире, тайны морских глубин и далеких звезд вашим детям, которым так нужно чудо».
– Так нужно чудо… – шептала Агата.
«Да, – грустно подумали мы, – нам действительно нужно чудо».
Я читал дальше:
– «Мы не предлагаем наше творение полноценным семьям, где родители сами воспитывают своих детей, окружая их любовью. Ничто не способно заменить родителей. Однако есть семьи, где случилось несчастье: тяжкая болезнь матери или отца, или смерть. Так может погибнуть детство. Приюты здесь бесполезны. Няньки думают лишь о себе, забывая о детях, срываясь на них.
С величайшей скромностью и осознанием, сколь великий труд нам еще предстоит в будущем, как обширны горизонты наших возможностей, мы предлагаем вам близкую к идеалу модель наставницы, подруги, родного и близкого человека. Ее можно опробовать всего за…»
– Хватит, – сказал отец. – Не надо больше. Иначе я не выдержу…
– Почему? – спросил Тимоти. – Мне как раз стало интересно.
Я закрыл буклет.
– У них что, в самом деле есть такие штуковины?
– Давайте больше не будем об этом, – сказал отец, закрыв глаза ладонью. – Это же полный бред…
– Не такой уж и бред, – возразил я, взглянув на Тима. – Что бы это ни было, звучит лучше, чем тетя Клара, правда?
И мы расхохотались. Мы так не смеялись уже несколько месяцев. Конечно, слова мои прозвучали глупо, но все заходились в истерике, катаясь со смеху. И я счастливо смеялся вместе со всеми.
Когда все стихло, мы еще раз взглянули на буклет, и я сказал:
– Ну так что?
– Я… – Агата нахмурилась, не зная, что ответить.
– Нам срочно нужно что-то такое, – произнес Тимоти.
– Я открыт для всего нового, – заявил я с важным видом.
– Есть только один способ проверить, – сказала Агата. – Конечно, попробовать можно. Но когда мы уже прекратим, наконец, всю эту болтовню и когда уже мама вернется домой?
Раздался тяжкий вздох. Ее слова прозвучали выстрелом, что попал прямо в сердце.
Вряд ли кто-то из нас смог уснуть этой ночью, ведь наутро наши подушки были мокрыми от слез.
Настал ясный день. Вертолет пронесся над небоскребами, и мы мигом оказались на посадочной площадке, на крыше здания с огромными буквами, которые мы прочли еще в небе: «ФАНТОЧИНИ».
– Что это за Фанточини? – спросила Агата.
– Так итальянцы называют кукол из театра теней, или тех, кто является в снах, – ответил отец.
– А что значит «воплощая мечты»?
– Значит, что они делают их реальными, – ответил я.
– Браво, – улыбнулся отец, – пять с плюсом.
Я просиял.
Лопасти вертолета слились в сплошную тень, и он умчался прочь.
Утроба лифта поглотила нас, и мы ухнули вниз. Затем оказались на ковре, голубой змеей ползущем к прилавку, над которым было написано вот что:
«МАСТЕРСКАЯ ЧАСОВЫХ ИГРУШЕК»
«Мы создаем Фанточини»
Кролик на стене – это так просто!
– Какой еще кролик?
Я сцепил пальцы, показав ей тень, появившуюся на стене. Тень шевелила ушами.
– Вот тебе кролик, а вот волк, а это крокодил.
– А, ну конечно, – поняла Агата.
Мы подошли. Играла тихая музыка. Где-то далеко за стенами, как водопад, шумели машины. Свет стал теплее, словно хотел согреть нас, холодных и одиноких.
В бесчисленных нишах и ящичках, на нитях и проводах были все виды паяцев и марионеток, даже балийские куклы в развевающихся платьях, похожие на бумажных змеев: посмотришь на такую в лунном свете, и во сне тебе приснится то, о чем мечтаешь.
Их словно встревожило наше приближение, и все они разом закачались на нитках. Все это напомнило мне еретиков, которых вешали вдоль дорог по праздникам на перекрестках старой Англии четыре века тому назад.
Вот видите, я кое-что помню из истории.
Агата поморгала, недоверчиво оглядев все вокруг, и в ее глазах мелькнула тень удивления, сменившаяся отвращением.
– Если она такая же, как эти, то пойдем отсюда.
– Тише, – сказал отец.
– Помнишь, – упрямилась она, – два года назад ты как-то утром подарил мне такую же дурацкую куклу, а к обеду у нее все веревочки запутались. Я ее тогда в окно выкинула.
– Потерпи, – настаивал отец.
– Мы попробуем обойтись без веревок.
Это сказал человек, сидевший за прилавком.
Мы приблизились, чтобы поздороваться.
Он был абсолютно серьезен, ни тени улыбки не было на его лице. Очень умно – дети не доверяют тем, кто слишком много улыбается. Сразу чувствуют, что где-то подвох.
Без улыбки, но и без мрачной торжественности, мужчина представился:
– Гвидо Фанточини, к вашим услугам. Вот как мы поступим, одиннадцатилетняя мисс Агата Симмонс.
Тонкий ход. Он прекрасно знал, что ей всего десять. Агата словно выросла на целый дюйм. Человек продолжал:
– Возьмите это.
И положил в ее ладошку золотой ключ.
– Они что, заводные?
– Заводные, – кивнул он.
– Пффф, – хмыкнула Агата, и это означало ее вежливое «чушь собачья».