Ну представьте… Вы сидите в чёрном ящике — там ни звука, ни шороха, мягко и влажно, куда ни ткни. И вот откуда-то вам сообщают, что где-то там, снаружи, такое-то количество фотонов, такие-то колебания воздушных масс, такие-то химические вещества, такое-то физическое усилие прикладывается к чему-то, что вроде как имеет к вам какое-то отношение.
Какие выводы вы можете из этого шума сигналов сделать?
Ответ вовсе не так очевиден, как может показаться на первый взгляд.
Если бы мы задали этот вопрос убеждённому бихевиористу первой половины прошлого века, то он, и не без основания, дал бы нам такой ответ: получаемая информация связывается с ответной реакций по принципу рефлекса, руководствуясь положительными или отрицательными подкреплениями.
Проще говоря, был сигнал, мозг как-то на него отреагировал, движимый своими потребностями, и в зависимости от результата возникает та или иная условная связь между стимулом и реакцией.
То есть предполагалось, что мы, по сути, постепенно программируем свой мозг — создаём те или иные связи между нейронами, «рефлекторные дуги» (рис. 55).
В общем, всё это выглядит очень понятно и доходчиво. Но есть одна проблема… А как мозг понимает, что вообще что-то является стимулом?
Он же постоянно находится в этом шуме падающих на его рецепторный аппарат раздражителей. Постоянно.
Рис. 55.
Различать какие-то колебания интенсивности? Хорошо, допустим, так. Но далеко не всегда тот стимул, который на вас воздействует, более интенсивен, чем окружающая его обстановка.
Как мы узнаём знакомого в толпе? Как слышим собственное имя, негромко произнесённое на шумной вечеринке? Наконец, почему я не вздрагиваю каждый раз от боя моих антикварных часов? Готов поклясться, что последние пару часов они молчали! Но это не так — они идут прекрасно и, не сомневаюсь, должны были отбить положенные им удары, но я просто их бой проигнорировал.
Итак, всё чуть сложнее, чем представляли себе бихевиористы. И опрокинул их подход весьма и весьма нехитрый эксперимент, поставленный выдающимся, без всяких преувеличений психологом, одним из основателей гештальтпсихологии Вольфгангом Кёлером62.
Суть эксперимента такова.
Первая фаза: берём курицу — самую обычную, живую — и обучаем её реагировать на два вида серого цвета — более и менее светлый.
Обучаем без всяких хитростей: клюёт по светло-серому — даём корм, клюёт по тёмно-серому— не даём.
А потом переходим ко второй фазе нашего исследования — меняем цвета: оставляем светло-серый из первой фазы, а вместо тёмно-серого даём птице совсем светлый (рис. 56).
Рис. 56.
Ну, теперь задача на сообразительность…
У птицы сформирован условный рефлекс на определённый оттенок серого (на светло-серый из первой фазы эксперимента), теперь мы предъявляем ей тот же самый цвет, но уже в другом, так скажем, антураже — совместно с ещё более бледным серым цветом.
На какой цвет будет реагировать курица теперь?
Если вы закоренелый бихевиорист прошлого века, вы должны (я подчёркиваю — должны!) сказать, что на тот же цвет, что и в первой фазе эксперимента. Ведь сигнал тот же, и именно на него нами вроде как была сформирована условно-рефлекторная связь.
Но правда в том, что курица Кёлера не так уж проста, как может показаться на первый взгляд: во второй фазе эксперимента она реагировала не на тот цвет, который должен был выучить её мозг, а на тот цвет, который был светлее его.
То есть курица не просто запомнила определённый цвет (кажется, что она его и не запоминала вовсе), она запомнила отношение двух цветов друг к другу. По сути, вывела правило — мол, если тебе предлагают выбирать между чем-то тёмным и светлым, всегда выбирай то, что светлее.
Как вы понимаете, не зря Вольфганг Кёлер является одним из основателей гештальтпсихологии, потому что речь идёт именно о феномене гештальта: фигура (объект) определяется фоном (окружением), равно как и наоборот.