— Ха-ха-ха! Так вот как возникла моя копия! Лярва, слепленная из жизненного эфира! Вы сначала хотели подготовить мне замену, чтобы удержать управление
— Не надо меня недооценивать.
— Я вполне верно тебя оцениваю, Хоахчин. Именно поэтому ты сейчас говоришь всё что угодно, лишь бы избегнуть пытки и отсрочить свою гибель. Ты не могла слепить лярву. У тебя бы не хватило на это простых человеческих сил! Ты же еле ходишь, старая!
— А ты приглядись, — обидчиво ответила Хоахчин. Она вздохнула, как-то странно сложила пальцы, бормотнула что-то неразборчивое, и вдруг на её лицо хлынул румянец. В мгновение ока вся её фигура подтянулась, она стала гораздо выше и моложе.
— Впечатляет, — сказал через некоторое время Марко, про себя подумавший, что в юности кормилица наверняка выглядела очень неплохо. — Лисья магия — красивая штука. Но этого мало, чтобы создать такое могущественное существо.
— А оно не было поначалу таким могущественным. И его действительно сделала не я. Но зато я его переманила на свою сторону.
— Кто же…
— Один очень могущественный колдун. Очень сильный враг Он создал его, чтобы похитить
— Столько усилий… Но в этой истории, несмотря на то что я в неё нисколечко не верю, мне непонятно только одно: зачем тебе было нападать на императора?
Марко медленно обошёл Хоахчин, чувствуя невыносимое желание снести ей голову. Лживая, злобная, завистливая тварь. Интересно, получится ли перерубить эту сухую шею с одного удара? Туповата сабля и сбалансирована как-то криво.
Кормилицу била крупная дрожь.
Взгляд Марка упал на кукольную деревянную руку, сжимавшую игрушечную сабельку. Она валялась у подножия трона, полускрытая складкой подёрнутой пеплом ткани. Его осенило.
— Ах, ты ж старая ты курва, — восхищаясь своей догадкой, сказал Марко. — Ты покровительствуешь принцу Темуру. Ты снюхалась с моим дядей на почве вашей обоюдной любви к наследнику.
Кормилица попыталась спрятать глаза, Марко схватил её за плечи и развернул к себе, заглядывая в лицо.
— Ты пытаешься убить государя, чтобы возвести на трон его старшего сына! Но почему?! Что такого пообещал тебе Темур? Что такого он может дать, чего не может дать тебе выкормленный тобою император?
— Темур прекратит эту бесконечную войну, — ответила Хоахчин.
— Хубилай — великий воин, но он не может остановиться. Он не может править мирной страной. Собственно говоря, он и воюет потому, что не представляет, что нужно делать с империей, когда она покоится в мире. Посему, пока он жив, войне не будет конца.
— А тебе-то что?
— Я устала. Устала ждать, устала бояться, устала хоронить. Устала опасаться подвоха, устала от угрозы бунта. Мне раньше казалось, что это боязливое ожидание, вся эта нервотрёпка — вполне естественное состояние для того, кто обладает властью. Что все эти чувства и есть то, что называют бременем власти. Но чем дольше я живу здесь, тем больше я понимаю, что настоящая власть — в гармонии. До нашего вторжения Срединное царство славилось незыблемостью. И это правильно. Темур вернёт эту незыблемость. Он восстановит всё, что мы разрушили.
— Он же мунгал! Не просто мунгал — чистокровный чингизид.
— Да. Но только чужеземец может так сильно влюбиться в эту культуру и так тонко чувствовать её, при всей своей любви сохраняя трезвый взгляд со стороны. Темур — хороший мальчик.
Марко прошёлся, бессознательно вынул из курительницы дымящуюся палочку и слегка покачал ею, глядя, как кольца плотного, почти живого дыма скользят по воздуху, нехотя разваливаясь на отдельные серые нити, белеющие в сумеречном свете. Темур. Ему ведь, должно быть, уже за сорок. А будущее неясно. Если бы император поручил ему управление каким-нибудь улусом, его честолюбие, может быть, слегка бы успокоилось. Неужели нет способа как-то отвести пар, клокочущий в наследнике? Но Хубилай почему-то не доверяет ему. Хм, а кому он вообще доверяет?
— А что Тоган? — спросил Марко, прекрасно понимая, что его собственные позиции очень уязвимы, и приход Темура к власти неминуемо означает его собственную гибель.
— Тоган? Мелкий глист! — презрительно сморщилась Хоахчин.
— Узнаю эти слова, — усмехнулся про себя Марко.