Только войдя в ее владения, Лебедев выразил бурный восторг флотскому антуражу, заявил, что с детства мечтал быть моряком, чему помешал проклятый университет, но душа у него морская, открытая всем ветрам. После чего упал на колено и нежно поцеловал шершавую старческую ручку. В общем, он умел быть душкой, когда хотел.
Про Ванзарова окончательно забыли. Что было не так уж плохо. Не надо просить разрешения, чтобы великий криминалист с телескопом остался в гостях.
Ощутив власть над горничной и мадам Пират, Лебедев стал распоряжаться. Чтобы установить телескоп, ему потребовалось сдвинуть капитанский мостик. На что мадам Рейсторм согласилась без возражений. И даже сошла с капитанского кресла. Телескоп был установлен на
– Мерзавца Иошку поймал? – спросила мадам, не повернув головы к Ванзарову, зато с умилением наблюдая, как Лебедев наводит свои порядки.
– Пристав усиленно занимается розыском, – ответил Ванзаров.
– Ну, этот дурень у себя под носом кита не заметит… А ты, юнга, помни: Иошка хитрый, обведет кого хочешь вокруг пальца…
– Вот-вот, будьте бдительны… юнга, – сказал Лебедев, смакуя новый чин чиновника сыска.
Ванзарову оставалось не обращать внимания. Он попросил криминалиста оторваться от телескопа и вынырнуть из волн любви мадам Рейсторм. Аполлон Григорьевич подошел с физиономией, отравленной ехидством.
– Подарю вам на Рождество матросочку, будете в ней на приемах в Департаменте полиции щеголять, произведете фурор, мой милый юнга…
– Вы будете просматривать практически весь стол, – ответил Ванзаров мужественно.
– Есть шанс, что кто-то еще пустит пулю в висок?
– Шансы невелики.
– И на том спасибо. – Лебедев приобнял Ванзарова за плечи. – А то я уж подумал, что вечер обещает быть скучным: опять новый труп.
Судя по тому, какие взгляды бросала мадемуазель Нинель, скучать криминалисту не придется. Чего Ванзаров немного не учел.
– Ваша задача: наблюдать, – сказал он, – пока не дам сигнал…
Аполлон Григорьевич коснулся виска сжатой ладонью.
– Не извольте беспокоиться, ваше благородие… Исполним в лучшем виде… Вот только поясните, друг мой: если, поперек вашим расчетам, господин Иртемьев возьмет и заявится домой?
– Курочкин перехватит. А на черной лестнице – его филер.
– О! Афанасий прощен и помилован? – обрадовался Лебедев. – Обещает более не спать на посту? И все же: если снова упустит? Представьте: посреди сеанса эдакая материализация хозяина дома. Что делать будете?
– Арестую и отведу в участок, – ответил Ванзаров.
– А если он бесплотный, то есть дух?
– Тем хуже для него…
Решимость, с какой это было заявлено, пробила брешь в игривом настроении криминалиста. Он незаметно, но крепко пожал Ванзарову руку.
– Ни о чем не беспокойтесь… Делайте, что задумали…
Это Ванзарову и надо было услышать.
Мадемуазель Нинель, которая вышла проводить его в прихожую, расцвела, как будто собралась замуж. Щечки раскраснелись, в глазках бегали шаловливые искры.
– Какой приятный человек господин Лебедев, – с томным вздохом сказала она.
– Вы еще не знаете какой, – ответил Ванзаров.
– Как чудесно! Ваш друг может рассчитывать на любую помощь, какая только потребуется. – И горничная облизнула губку.
Оставалось надеяться, что Аполлон Григорьевич не потеряет интерес к длительной слежке ради более приятных дел.
63
Знаменитый электролог Наркевич-Иодко наверняка пополнил бы свою коллекцию замечательными электрофотографиями, окажись он в этот час в гостиной Иртемьева. Электричество было разлито в воздухе. Оно скапливалось невидимыми тучами, в которых мелькали искры и первые зарницы близкой грозы. Молнии только ждали, в кого бы ударить. Громоотвод находился тут же. Ванзаров старательно не замечал, какую смесь страха и неприязни он возбуждает.
Кружок собрался. Каждый уже знал, что долгожданный сеанс с Евзапией Паладино отменен. Прибытков, как мог, старался подсластить пилюлю, давая разъяснение, что мадам медиум не рискнула прийти в редакцию журнала после фиаско, постигшего ее на последнем сеансе. И вообще их встреча всего лишь перенесена на лучшие времена, когда мадам снова обретет должную силу.
Как ни старался Виктор Иванович, первым делом его спрашивали: полиция отменила? Тут уж приходилось использовать весь немалый запас красноречия. Кружковцы соглашались с большой неохотой. К примеру, Клокоцкий категорически отказался. Прибыткову стоило больших усилий уговорить столь необходимого сенситива. Мадемуазель Волант сослалась на слабость и головную боль. Но без магнетизера и думать нечего о сеансе. Мурфи не желал приходить в дом Иртемьева. Даже Погорельский, от которого нельзя было ожидать капризов, выразил недоумение по поводу столь частых сеансов. Что, как известно, ослабляет проявление спиритизма. Только Хованский согласился с легкостью, зато опаздывал.