Машина Судного дня. Откровения разработчика плана ядерной войны

От практического использования теории безумца{261} в 1969 г. Никсона удержала вовсе не утечка информации об его угрозах и планах и не выполнение их требований Северным Вьетнамом. Действительной причиной, как пишет Никсон в своих мемуарах, было то, что два миллиона американцев приняли 15 октября участие во «Вьетнамском моратории» (всеобщей забастовке, иначе говоря) – общенациональном протесте против войны. Еще одна демонстрация с центром в Вашингтоне была намечена на середину ноября. По словам Никсона, ему было ясно с учетом масштаба первой демонстрации, что его ультиматум не пройдет. Северовьетнамцы вряд ли поверят в то, что смогут продолжать наносить удары перед лицом таких беспрецедентных протестов в стране.

Никсон потихоньку оставил на время свои планы ударов по Северу. Однако по его указанию силы SAC оставались в повышенной боевой готовности до конца месяца, причем так, чтобы это было видно советской разведке, но не американской публике. Идея была простой – сделать ядерную угрозу правдоподобной для Советов и Северного Вьетнама, сохраняя ее в тайне от собственной публики.

Повышенная боевая готовность – предполагавшая круглосуточное дежурство бомбардировщиков SAC с оружием на борту, т. е. боевое дежурство в воздухе, которое Макнамара прекратил в 1968 г. из-за аварии, – должна была сигнализировать Советам: «Мы действительно готовимся нанести ядерный удар по вашему союзнику, если он не согласится на наши условия; не вздумайте нанести ответный ядерный удар, если мы пойдем на это. Мы незамедлительно отреагируем на него упреждающим ударом». Это была, как я теперь понимаю, показательная демонстрация главной цели американских стратегических вооружений с начала 1950-х гг.: сдерживание ответного советского удара в случае первого применения американцами тактического ядерного оружия. Соединенные Штаты фактически угрожали нанести полномасштабный первый удар по Советскому Союзу, если тот решится применить в ответ свое тактическое оружие.

Я ничего не знал об этом ни в 1969 г., ни в последующие пять лет. Об этом вообще не было известно почти никому за пределами Белого дома и Пентагона. Таким образом, никто из тех двух миллионов человек, участвовавших в демонстрациях в 1969 г., даже не подозревал, что они помогают продлить «мораторий» на американские ядерные удары (но не на угрозы и подготовку) почти на полстолетия.

Прочитав в 1974 г. откровение Роджера Морриса о планировании первого использования ядерного оружия еще в 1969 г., а потом получив от Морриса дополнительную информацию, я поделился услышанным со своим близким другом пакистанским политологом и антивоенным активистом Икбалом Ахмадом. Икбал сообщил, что он был в Париже в декабре 1972 г. и встречался с северовьетнамской делегацией накануне и во время рождественской бомбардировки Северного Вьетнама, которая последовала за предвыборным обещанием Киссинджера «скорого мира». Главный переговорщик Сюан Тхюи, по словам Икбала, сказал, что Генри Киссинджер угрожал Северному Вьетнаму ядерным ударом 12 раз.

Я удивился: «Они даже подсчитали сколько раз!» Ахмад подтвердил это и добавил, что счет продолжился на следующее утро, когда он разговаривал с Ле Дык Тхо, начальником Сюана Тхюи. Когда Ахмад рассказал ему о том, что слышал вчера, Ле Дык Тхо покачал головой и заметил: «Уже 13 – несчастливое число».

Обнаружить, что я пребывал в таком же неведении, как и все остальные, на протяжении пяти лет, не было чем-то неожиданным для меня. В конце концов, я знал лучше большинства о том, как хорошо и как долго хранят секреты в правительстве. В то же время в этих двух областях – Вьетнам и ядерная политика – я считал себя исключительно осведомленным, можно сказать, посвященным. Поэтому я испытал нечто вроде шока, узнав лишь в 1974 г., насколько недооценивал ядерный аспект стратегии Никсона во Вьетнаме.

Эта новость заставила меня задуматься над сложным вопросом: если я не знал об этом, то что еще может оказаться неизвестным мне? Сколько моментов я упустил, занимаясь долгое время планированием первого удара, ложными тревогами, нестабильностью и кризисами? В частности, о скольких угрозах первого использования ядерного оружия, прозвучавших со стороны других президентов, я не услышал или не воспринял всерьез? Эти «неизвестные неизвестные», как выразился впоследствии Дональд Рамсфелд, министр обороны при Джордже Буше-старшем, неожиданно для меня стали «известными неизвестными». И я начал расследование, которым занимаюсь уже больше четырех десятилетий. В конечном итоге оно перевернуло мое представление о функциях наших стратегических сил первого удара и их связи с угрозами первого использования тактического оружия для поддержки союзников.