Машина Судного дня. Откровения разработчика плана ядерной войны

Я начал изучать историю американских угроз первого использования{262} – складывать вместе «предполагаемые», или голословные, угрозы в открытых научных, журналистских расследованиях и мемуарах, – а затем переосмысливать закрытые эпизоды, которые исследовал ранее, не представляя в полной мере глубинную картину. Большинство исторических работ умаляют или полностью игнорируют такие заявления или сообщения о ядерных угрозах из-за отсутствия документального подтверждения. Тем не менее время от времени по мере того, как рассекречиваются документы – иногда через несколько десятилетий после событий, – выплывают факты, говорящие о справедливости предположений и о реальности угроз.

Как и в случае планирования первого удара и оценки его эффектов или делегирования права использовать ядерное оружие, скудость доступных исследователям документов является следствием не отсутствия таких угроз, а систематического, длительного засекречивания их даже от представителей правительства, имеющих допуск. Секретность вокруг обсуждения ядерных угроз на уровне президента не менее серьезна, чем секретность вокруг тайных операций или заговоров. В результате серьезные исследователи либо вообще не знают о подобных угрозах, либо относятся с большим скепсисом к возможности их обсуждения на высшем уровне.

В итоге после того, как Гарри Трумэн{263} ответил на пресс-конференции 30 ноября 1950 г. (через несколько дней после окружения морских пехотинцев китайскими войсками в районе Чосинского водохранилища в Корее) на вопрос о том, рассматривается ли возможность использования атомного оружия в Корее, словами «его использование рассматривается всегда», почти все историки на протяжении десятилетий считали, что он просто дал импровизированный, необдуманный ответ, не имеющий ничего общего с реальным процессом принятия решений.

Это не так. Высказывание президента на пресс-конференции, по всей видимости, не было осознанным. (Вопрос, очевидно, не был предусмотренным – Белый дом пытался откреститься от его заявления впоследствии.) Однако «за» и «против» ядерных ударов в различных ситуациях постоянно обсуждались в Объединенном комитете начальников штабов, и неоднократно в присутствии Трумэна кто-то из его членов, а то и все разом фактически призывали к использованию ядерного оружия. Все это держалось в секрете (если не считать одной оговорки Трумэна) на протяжении десятилетий.

Я хорошо помню эту пресс-конференцию в 1950 г. Мне тогда было 19, и я готовился к отправке в Корею в конце третьего года обучения в колледже, если не раньше. (Именно тогда я предложил своей невесте сыграть свадьбу до моей отправки на войну. Мы зарегистрировались во время рождественских каникул между осенним и весенним семестрами, однако позднее той весной новая система отсрочек позволила мне окончить колледж и провести год в аспирантуре в Англии, прежде чем я добровольно записался в Корпус морской пехоты.) Мне всегда хотелось узнать, стояло ли за высказыванием Трумэна что-то большее, чем считали историки. В процессе моего нового исследования выяснилось (когда наконец появился большой объем документов по ядерному анализу и чрезвычайным планам), что система секретности доказала свою эффективность и что начальники штабов были готовы рассматривать применение атомных бомб уже через пять лет после Хиросимы, а Гарри Трумэн не охлаждал их пыл во время внутренних дискуссий, хотя и не так горел желанием повторить опыт, как они.

Аналогичным образом еще в 1951 г. стало известно, что генерал Макартур рекомендовал использовать ядерное оружие в Корее. (Рекомендация Макартура одному из членов Конгресса сделать это, а также распространить военные действия на Китай привела к тому, что Трумэн отправил генерала в отставку.) Но что можно сказать о Дуайте Эйзенхауэре, пришедшем на смену Трумэну, прислушивался ли он к таким идеям (рекомендация Макартура по-прежнему оставалась в силе)? Не только в тот момент, но и значительно позднее большинство людей, включая и историков, с трудом верили в то, что Дуайт Эйзенхауэр (который, как он сам говорит, был против атомной бомбардировки Японии) был менее, чем Трумэн, склонен к развязыванию ядерной войны в Корее.

В самом деле Эйзенхауэр писал в первом томе своих мемуаров{264} в 1963 г., что еще десятилетие назад твердо решил не позволять Корейской войне «тянуться до бесконечности». Вместе с тем он отмечал, что обычная наземная операция обойдется слишком дорого: «Во-первых, было очевидно, что если мы затеем крупное наступление, то война выплеснется за пределы Кореи… Наконец, чтобы избежать чрезмерных издержек наступления, нам придется применить ядерное оружие. Об этой необходимости мне говорил генерал Макартур, когда я, как избранный, но еще не вступивший в должность президент, все еще жил в Нью-Йорке».

Тем не менее я с удивлением прочитал, когда это рассекретили почти 20 лет спустя, следующую стенограмму заседания Совета национальной безопасности{265}, состоявшегося 11 февраля 1953 г., в начале президентского срока Эйзенхауэра: