Машина Судного дня. Откровения разработчика плана ядерной войны

Хотя в новой разведывательной оценке не было сравнений американских и советских стратегических сил до или после нанесения удара с той или другой стороны, я не сомневался в правильности своей «чистой оценки» «обмена ядерными ударами» (по терминологии Пентагона). В нее, однако, было трудно поверить тому, кто на протяжении многих лет слышал о ракетном разрыве или читал секретные отчеты RAND об уязвимости наших стратегических сил. Я был уверен в том, что она выдержит все бюрократические проверки текста выступления.

Вопрос был в том, дадут ли Гилпатрику сказать это (т. е. сделать такое откровение), если учесть, что администрация до сих пор воздерживалась от признаний. Тиму не давали поручений делать подобные откровения, и проект, который он показал мне, был обычным для Пентагона набором клише, включаемых чиновниками Министерства обороны практически в каждую речь. Там говорилось об укреплении нашей обороноспособности, о том, насколько мы должны увеличить резервы и наступательные силы, ну и кое-что о Берлине. Добавив в текст почти все мои пункты, Тим полностью изменил тональность и характер проекта. Некоторые из моих пассажей не слишком подходили к его теме, но этот вписывался очень хорошо:

Наша уверенность в способности сдержать устремления коммунистов и не поддаться на шантаж с их стороны опирается на трезвую сравнительную оценку военного потенциала обеих сторон. Мы считаем, что советское руководство смотрит на вещи не менее реалистично, хотя это и не всегда очевидно, если судить по его экстравагантным выходкам. Хотя Советы используют жесткий режим секретности как одно из средств в противостоянии с нами, их железный занавес не настолько непроницаем, чтобы мы принимали за чистую монету хвастливые заявления Кремля.

Эта страна вроде бы обладает такой ядерной мощью для ответного удара, что любое недружественное действие, которое заставит использовать эту мощь, обернется самоубийством для решившегося на подобное действие.

Идея была такой. Я хотел донести следующее послание для тех, кто знает что к чему в Кремле и НАТО: «Нам известно, что они блефуют!» А американская и европейская публика должна была услышать: «Мы остаемся в Берлине, и никакой войны не будет». Я думал о послании как о разоблачении блефа Хрущева и ради этого даже обкатал формулировку дома:

Угрозу Советов нанести ракетный удар по свободному миру – нацеленную в первую очередь против европейских членов НАТО – следует оценивать против неопровержимого факта ядерного превосходства Соединенных Штатов, о котором я говорил ранее.

С учетом уверенности в том, что американские патрули вдоль берлинского коридора не будут блокированы, я чувствовал себя вправе подчеркнуть в последнем абзаце наше обязательство:

Соединенные Штаты не стремятся решать споры силой. Однако если силовое противодействие исполнению наших прав и обязательств приведет к вооруженному конфликту – что вполне может случиться [хотя я больше не верю в это], – то Соединенные Штаты не будут стороной, потерпевшей поражение.

Гилпатрик выступил с речью 21 октября 1961 г.{88} Эти и другие написанные мною пассажи он сохранил, и они немедленно попали в New York Times. Фактически все, что цитировалось журналистами и обозревателями тогда и впоследствии, было предложено и написано мною.