Машина ужаса

— Я не сумею дать вам ключ к этой тайне, если только она существует, — сказал он задумчиво, — во-первых, сам я не химик, а во-вторых, именно химическая сторона дела хранится здесь в строжайшем секрете, в который посвящены очень немногие, да и то, я думаю, только поверхностно.

Но в общих чертах, я, разумеется, кое-что знаю, и, пожалуй, то, что вы говорите, похоже на правду. А теперь, давайте по порядку. Какие вопросы вас больше всего интересуют?

— Прежде всего, — сказал Туровский, — основное: действительно ли источником углекислоты для фабрикатов завода служит воздух?

— Да, углекислота из воздуха, а поваренная соль — из морской воды; в результате их взаимодействия образуются сода и различные газы, между прочим, хлор и водород.

— Так. Но ведь это — процесс неестественный, если угодно. Очень легко из соды и соляной кислоты получить поваренную соль и углекислый газ, но наоборот…

— В этом-то и состоит основной секрет производства. Булыгиным найден способ, заставляющий реакцию идти обратным путем.

Поверхности двух эстакад, которые вы видели в море, являются уловителями газа. Они набиты хворостом на подобие соляных градирен. Наверх непрестанно накачивается морская вода и стекает вниз колоссальной раздробленной стеною на протяжении двадцати километров.

В ней растворяется при накачивании какое-то вещество, вероятно, типа катализатора, под влиянием которого падающая вода высасывает из воздуха углекислоту и превращается в окончательные продукты, при чем сода затем выпаривается из раствора, а газы идут по особым трубам в хранилища и частью направляются обратно в производство, а частью поступают в продажу.

— Но, послушайте, — прервал техника Туровский, — одного я не понимаю. Если работа завода служит причиной изменения климата земного шара, то он должен выбрасывать на рынок колоссальные, невообразимые количества фабрикатов, вероятно, миллиарды тонн в год. Куда же все это девается?

Мацуи пожал плечами.

— Разумеется, продукция его гораздо меньше. Но возможно, что главная масса соды просто уносится течением, и в эксплуатацию попадает лишь небольшая доля.

— А газы?

— Не знаю. Может-быть, тоже уходят в воздух, по крайней мере, водород. А хлор, вероятно, связывается химическим путем, да и в большом количестве идет снова в работу.

Мы долго сидели молча, обдумывая удивительное сплетение обстоятельств.

— Что же теперь делать? — не выдержал, наконец, я.

— Надо ознакомиться на месте с подробностями, — ответил Туровский. — То, что мы знаем сейчас, недостаточно для какого- либо решения. Можно нам проникнуть на территорию завода? — отнесся он к технику.

— Нет, — последовал ответ: — охрана входов здесь строжайшая, и посторонним попасть немыслимо.

— Ну, например, под предлогом найма на работу.

— Не выйдет. Вербовочные конторы имеются в Окленде и Роторуа, и помимо их никого не принимают.

— Как же быть?

Техник задумался.

— Вот что, — сказал он, немного погодя: — я знаю один ход, никем не охраняемый, но, войдя через него, вы будете рассматриваться, как шпионы в неприятельском лагере…

— Ну, что же делать… Значит, только ночью?

— Да, иначе нельзя. Это отверстие под стеной от бывшей когда-то дренажной трубы, теперь заброшенное и заросшее сорными травами.

— Пусть будет так. Ведите нас туда сегодня же вечером.

Но только вот… Ваше участие в этой разведке, очевидно, грозит вам большими неприятностями?

Маори усмехнулся.

— Смею вас заверить, что вы рискуете еще большим. Здесь шутить не любят. Но об этом что толковать… Вы идете на риск ради своей родины… Мы нашу любим не меньше…

Остаток дня мы провели над изучением поля наших будущих подвигов по схеме, набросанной Мапуи и изображающей территорию завода.

Глава V

Около десяти часов вечера, когда погасло совсем пламенеющее закатом небо и зажглись на нем чуждые, незнакомые созвездия, мы втроем отправились в нашу странную экспедицию. Мы быстро дошли до стены, охватывавшей заводскую территорию, и стали пробираться вдоль нее, стараясь не шуметь и прислушиваясь на каждом шагу к смутным ночным звукам. Таинственно шелестели листья деревьев, копошилось в них что-то живое, — то ли зверь, то ли птица, — порою налетала бесшумно летучая мышь и шарахалась в сторону; предательски хрустела под ногою сухая ветка; и всюду чудились какие-то шелесты, чьи-то шаги, и казалось, что следом за нами крадутся таинственные тени. И кругом было странно и чуждо, и почти страшно.

Чужое небо, невиданные звезды, причудливые силуэты не похожих на наши деревьев, а рядом— глухая, темная стена с колючей решеткой наверху, и вдали все нарастающий глухой шум прибоя.

Я чувствовал почти до боли, как колотится сердце в груди и стучит в виски кровь, и казалось, что эти звуки слышны далеко вокруг. Пробиравшаяся впереди нас темная тень механика вдруг остановилась.

— Здесь, — услышали мы осторожный шепот. Вслед затем смутный силуэт человека словно провалился сквозь землю и послышался шорох раздвигаемых кустов.