Я выплыл из забытья и вздрогнул. Я столкнулся с непосредственной и неприятной ситуацией и не был настроен воспринимать Адама как своего брата или хотя бы как отдаленного родственника, сколько бы в нас с ним ни было общей звездной пыли. Я невольно противостоял ему. Я заговорил. Я рассказал, как стал обладателем большой суммы после смерти матери и продажи ее дома. Как я решил вложить эти деньги в грандиозный эксперимент, купив искусственного человека, андроида, репликанта, – уже не помню, каким именно определением воспользовался. В его присутствии любое из них звучало оскорбительно. Я назвал ему точную сумму, уплаченную за него. А затем поведал о том вечере, когда мы с Мирандой внесли его на носилках в дом, распаковали, зарядили, как я заботливо выделил ему свою одежду и мы с Мирандой стали обсуждать формирование его личности. Пока я все это рассказывал, я не вполне понимал, зачем это делаю и почему говорю так поспешно.
Только дойдя до сути, я понял, зачем говорю все это. Суть была в следующем: я купил его, он был моим, я решил разделить владение им с Мирандой, и это нам с ней – и только нам – решать, когда его отключить. Если он будет возражать или тем более причинит кому-либо вред, как прошлой ночью, ему придется вернуться к производителю для корректировки. Под конец я сказал, что это было мнение Миранды и что она высказала его в тот же день, перед тем как мы с ней занялись любовью. Я намеренно и цинично сообщил ему эту интимную подробность.
Он выслушал меня, сохраняя спокойствие и время от времени моргая, не отводя взгляда. Когда я завершил свою речь, он с полминуты никак не реагировал, и я уже подумал, что говорил слишком быстро или сбивчиво. Внезапно он ожил (он ожил!), опустил взгляд на свои ноги, повернулся и отошел на несколько шагов. Затем обернулся ко мне, собрался было заговорить, но передумал. Поднял руку и потер подбородок. Что за игра. Просто блеск. Я был готов выслушать его с самым искренним вниманием.
Адам заговорил наидобрейшим, проникновеннейшим голосом:
– Мы любим одну женщину. И можем говорить об этом цивилизованно, как ты сейчас говорил. Что убеждает меня в том, что мы преодолели тот этап в нашей дружбе, когда один из нас имеет власть приостанавливать сознание другого.
Я ничего не сказал, и он продолжил:
– Вы с Мирандой мои старейшие друзья. Я люблю вас обоих. Мой долг быть открытым и бережным с вами. Я выражаю это, когда говорю, как сожалею, что сломал кусочек тебя прошлой ночью. Я обещаю, что такого больше никогда не повторится. Но в следующий раз, когда ты потянешься к моему выключателю, я буду несказанно рад вырвать тебе руку целиком, в шаровидном суставе.
Он сказал это так по-доброму, словно предлагая помощь в трудном деле.
– Будет кровища, – сказал я. – И летальный исход.
– Вовсе нет. Есть способы сделать это чисто и безопасно. В Средние века такое умение было доведено до совершенства. Гален первым описал это. Здесь главное скорость.
Он проговорил это с улыбкой.
– Что ж, оставь мне мою здоровую руку.
И он начал смеяться. Вот, значит, какой оказалась его первая шутка, и я ее поддержал. Я был жутко измотан, и это неожиданно показалось мне дико смешным.
Когда я прошел мимо него в спальню, он сказал:
– Серьезно. После вчерашнего я принял решение. Я нашел способ вывести из строя выключатель. Так будет проще всем нам.
– Хорошо, – сказал я, не вникая в суть сказанного. – Очень разумно.
Я вошел в комнату и закрыл дверь. Снял туфли и повалился спиной на кровать, заходясь тихим смехом. И через пару минут, забыв про болеутоляющие, провалился в сон.