Я припарковался с краю Сохо-сквер. Мне был известен трехметровый зазор, где желтая полоса была нарисована по ошибке, и там можно было ставить машину. Мало кто знал, как туда вписаться. Наш ресторан – однокомнатная коробка с резким неоновым светом – располагался на Грик-стрит, через несколько дверей от знаменитого «Эскарго». Там было всего семь столов. Крохотная открытая кухня была устроена в углу, за матово-стальной стойкой, где трудились два повара в белых халатах, потея в тесноте. Помимо них, там были посудомойка и официант, обслуживавший клиентов и убиравший со столов. Чтобы забронировать место, нужно было знать шеф-повара или кого-то, кто его знал. У Миранды была подруга, которая перенесла свою бронь. Для малолюдного вечера достаточно.
Когда я вошел, Миранда уже ждала меня за столом, глядя на дверь. Перед ней стоял нетронутый бокал минералки. Кроме того, на столе лежал небольшой пакет, перевязанный зеленой лентой. А рядом, на стойке, охлаждалась в ведерке со льдом бутылка шампанского с горлышком, обвязанным белой салфеткой. Официант откупорил бутылку и удалился. Миранда выглядела необычайно элегантно, при том, что весь день она училась и вышла из дома в джинсах и футболке. По-видимому, взяла с собой сумку с одеждой и макияжем. Она была в черной юбке-карандаше и приталенном черном пиджаке с широкими плечами и серебряной канителью. Я впервые видел ее накрашенной. Темно-красная помада уменьшала ее губы, оставляя края нетронутыми, а пудра скрывала веснушки на переносице. Мой день рождения! Как только я вошел под яркий электрический свет и закрыл за собой стеклянную дверь, на меня вдруг нашла восхитительная отрешенность. Моя любовь к Миранде ничуть не померкла, это было невозможно. Но это чувство больше не вызывало у меня ни тревоги, ни отчаяния. Я вспомнил трюизмы, занимавшие меня накануне. И вот, передо мной сидела Миранда, и кем бы она ни была, я это выясню и приму ее сторону, что бы ни произошло. Я подумал, что могу любить ее и не страдать по этому поводу.
Все это пронеслось у меня в уме вспышкой, пока я протискивался мимо двух столов, облепленных людьми. Миранда подала мне правую руку, не вставая, и я, слегка паясничая, нагнулся над ней и поцеловал. Когда я уселся, она с явным сочувствием окинула взглядом мою руку в гипсе.
– Бедняжка.
Подошел серьезный официант с бокалами – на вид ему было не больше шестнадцати – и наполнил их, убрав одну руку за спину. Профессионал.
Когда мы подняли бокалы, я сказал:
– Чтобы Адам больше ничего мне не сломал.
– Как-то скромновато.
Мы рассмеялись, и за другими столами словно подхватили наш смех и грохнули все разом. Мы попали в чумовое местечко. Она не знала, много ли я знаю о ней. Я же не знал, чему из известного мне можно верить – жертва она или виновница преступления. Но это было не важно. Мы любили друг друга, и я был уверен, что, какой бы ни оказалась правда, для меня это ничего не изменит. Нас поведет любовь. С таким настроем мне было легче задать ей один из вопросов, которыми я боялся испортить наши отношения. Я уже приготовился пространно поведать, как была сломана моя ладьевидная кость, когда она взяла мою здоровую руку в свои, приподняв над белой скатертью, и сказала:
– Вчера все было изумительно.
Моя голова уплыла в облака. Как будто Миранда предложила заняться любовью в общественном месте, прямо сейчас, через стол.
– Мы можем поехать домой прямо сейчас.
Она забавно стрельнула глазами.
– Ты еще не открыл подарок.
Она подвинула ко мне пакет указательным пальцем. Пока я открывал его, официант снова наполнил наши бокалы. В пакете была простая картонная коробочка. Внутри лежала металлическая штука в форме буквы Z с ребристыми внешними краями. Механический эспандер.
– Когда снимешь гипс.
Я встал из-за стола, подошел к ней и поцеловал. Кто-то сказал «ой-ой». А кто-то еще загавкал. Мне было все равно. Вернувшись на место, я сказал:
– Адам говорит, он отключил свой выключатель.
Она подалась вперед, сразу посерьезнев.
– Ты должен вернуть его в магазин.
– Но он любит тебя. Он мне сказал.
– Ты смеешься надо мной.
– Если ему требуется перепрограммирование, – сказал я, – это к тебе он должен прислушаться.
– Как он может говорить о любви? – жалобно спросила она. – Это безумие.
Наш официант кружился поблизости и слышал мои слова, хотя я пробормотал их скороговоркой:
– Ты помогла сделать его таким – типом, который влюбляется в первую женщину, переспавшую с ним.
– О, Чарли!
Вмешался официант:
– Вы уже выбрали, или мне подойти попозже?
– Подождите минутку.
Прошла пара минут, пока мы просматривали меню и обсуждали блюда. Я заказал наобум бутылку двенадцатилетнего от-медок. Затем меня осенило, что я сам буду оплачивать праздничный стол. И тогда я сказал официанту, что передумал, и заказал двадцатилетнюю бутылку того же.
Официант удалился, и мы остались вдвоем, наедине со своими мыслями.
– Ты с кем-нибудь еще встречаешься? – спросила Миранда.