Маска Черного Тюльпана

— До последнего блюдца, — подтвердил Майлз. — Допускаю, у нее артистический темперамент, но постоянные осколки фарфора под ногами немножко надоедают. А кроме того, они причиняют боль.

Майлз поморщился, вспоминая. Потребовалось несколько часов, чтобы извлечь из складок галстука осколки фарфора. Данное занятие пришлось отнюдь не по вкусу его камердинеру Дауни. А когда нужно выбирать между камердинером и любовницей… что ж, так даже и вопрос не стоит. Никто не способен придать белью такую свежесть, как Дауни.

— Тогда почему бы тебе не отправиться на поиски новой? — предложил Джефф, загораживая свои раскритикованные вирши. — Я слышал, сегодня вечером в «Хеймаркете» выступает новая французская оперная певица. Если поторопишься, то первым сделаешь предложение мадам Фьориле.

— С меня пока хватит оперных певиц. Слишком темпераментны. И потом, этим вечером я обречен на муки в виде бала у Мидлторпов. В смысле стреноживать не в меру прытких жеребчиков.

— Это почему-то напоминает мне поговорку «пусти козла в огород» — Джефф поморщился. — Прости. Я не хотел.

— Не знаю, что хуже, твои шуточки или твои стихи, — ровным голосом отозвался Майлз.

Джефф раздраженно посмотрел на друга, но от комментариев воздержался.

— Увидимся вечером у Мидлторпов.

— Именно это я и надеялся от тебя услышать. — Майлз хлопнул Джеффа по плечу и понизил голос: — Мне нужна твоя помощь.

Уловив перемену в тоне Майлза, Джефф положил перо, быстро оглядел комнату, убедился, что она пуста, и спросил шепотом:

— Какого рода?

— Мне нужно, чтобы ты следил, остается ли некто в бальном зале, пока я забираюсь в его дом.

— Могу я спросить, в чей дом ты планируешь проникнуть? И зачем? Случаем, не на пари? — тоном мученика осведомился Джефф.

М-да. Это случилось восемь лет назад. И он вернул ночную вазу, после того как выиграл пари. С Джеффа станется вытащить давнюю историю на свет.

Майлз отказался сворачивать на тернистый путь самооправдания.

— Что тебе известно о лорде Воне?

Джефф задумчиво свел брови.

— Вон… Он при таинственных обстоятельствах уехал на континент, когда мы еще учились в университете; что-то связанное со смертью его жены. Она унаследовала большое состояние, и после ее смерти все оно перешло к нему. — Джефф помрачнел. — Вона всегда отличали дорогостоящие вкусы. Сомнительная история. Он объявил, будто она умерла от оспы, но что-то там было неладно.

— Продолжай, — попросил Майлз. — Что-нибудь еще?

— Ну, обычное дело — слухи про клуб «Адское пламя» и разные тайные общества. Чистые сплетни, как ты понимаешь. Ничего так и не доказали.

— А некоторые из этих тайных обществ не занимались революционной деятельностью? — с надеждой спросил Майлз.

В конце восьмидесятых — девяностых годов существовало несколько революционных обществ, горячих сторонников работ Тома Пейна, который приветствовал события во Франции как зарю смелого нового века. Во многие из этих групп проникли и обосновались там французские агенты, почувствовавшие благодатную почву для подстрекательства к бунту. Правительство весьма успешно прикрыло самые шумные группы, но по необходимости делалось это постепенно и кое-кого упустили.

Джефф покачал головой, отметая складную теорию Майлза.

— Нет. Они занимались разгулом, а не политикой.

— Откуда ты все это знаешь?

Джефф вздел бровь.

— Я всегда все знаю.

Майлз сердито на него посмотрел. Работа бровями жутко его бесила, и Джефф знал и это.

— Я так понимаю, Вон под подозрением? — спросил Джефф.

— По уши, — подтвердил Майлз.

— Скажи, что я могу сделать, и я это сделаю.

Вернувшись к своим стихам, Джефф принялся постукивать пером. Насколько мог судить Майлз, из-под пера выходил очаровательно-абстрактный узор из мелких точек.

Вот тебе и бутылка кларета, и разминка у джентльмена Джексона.

— Кто-то из нас должен спасти страну, — пробормотал Майлз в сгорбленную спину Джеффа, но тот, слишком поглощенный рифмовкой слов «очаровала» и «радовала», не услышал его слов или не обратил внимания.

Ничего страшного, подумал Майлз, если Джефф станет сочинять любовную лирику — во всяком случае, хорошую любовную лирику. Что поднимало старый как мир вопрос, а существует ли такая вещь, как хорошая любовная лирика? Вероятно, нет, заключил Майлз. В любом случае это казалось пустой тратой времени.

Неужели Купидон одержал верх над артиллерией Бонапарта? Дальше, чего доброго, он узнает, что даже Реджи Фитцхью потерял голову из-за какой-нибудь девчонки. Может, такова новая французская тактика, мрачно подумал Майлз. Французы подмешали в бренди секретное снадобье, чтобы превратить нормальных в остальном мужчин в снедаемых любовью фатов, настолько занятых сочинением стихов — стихов! — что они не заметят, как французская армия переправится через Ла-Манш. Повальное безумие не коснулось только его, Майлза Доррингтона, единственной надежды и опоры Англии.

Закатив глаза, Майлз отправился на поиски милого, уютного кожаного кресла, в котором он мог бы посидеть, составляя планы, и где на него не нападут ямбы.