Маска Локи

Жерар мог только предположить, что их схватили и обезглавили на месте. Таков был приказ Саладина — во всяком случае, относительно тамплиеров.

Через некоторое время после их исчезновения мусульмане подожгли сухую траву, покрывавшую склоны холмов, и колючие кустарники, росшие в оврагах. Серый дым поплыл над христианским лагерем, словно удушливый туман, заползая в пересохшие глотки и разъедая глаза. И нечем было смочить тряпки, чтобы обвязать лицо.

Когда занялся первый рассвет, Саладин предпринял первую атаку. Зловещее пение воинов не прекращалось ни на минуту, но к этим звукам прибавились резкие клики рожков и звон гонгов. Сарацинам незачем было пробираться украдкой, ведь по численности они превосходили христиан десять к одному. Человеческое море смыкалось вокруг лагеря короля Ги подобно шнурку, затягивающему горловину мешка.

У французов не было времени вскочить на коней. Негде было развернуться, чтобы начать сокрушительную атаку. Они не находили слабого места в рядах противника, чтобы направить туда основной удар. Франки встали плечом к плечу и ощетинились пиками. Легкие каплеобразные щиты, такие удобные на случай поединка, оказались бесполезными в позиционном бою. Римские легионеры смыкали края тяжелых квадратных щитов и выдерживали бешеный натиск варваров, вдвое превосходящих их по численности. Легкое нормандское оружие оказалось в таком бою бесполезным.

К тому же сарацинская пехота сильно отличалась от тех племенных дружин, которые некогда сокрушал Цезарь. Они не вырывались вперед, напрашиваясь на поединок. Они спокойно шли в атаку, монотонно повторяя свои молитвы. Приблизившись к ощетинившемуся кавалерийскими пиками строю христиан, они обходили железные наконечники пик и перерубали древки своими ятаганами. По двое, по трое они бросались на воина, державшего пику, не давая ему перехватить свое оружие для удара, и вырывали древко из его рук.

В войске короля Ги — мобильном войске конных рыцарей — не было лучников. И Рейнальд не взял с собой ни одного из Керака. Кроме пик и мечей, лишившись которых воин оставался безоружным, французам нечего было противопоставить рядам мусульманской пехоты.

И все же целый час в то первое утро они кололи пиками, рубились мечами, отбивались щитами. Христиане выстояли. Мусульманские пехотинцы один за другим падали, истекая кровью. Но их все еще оставалось слишком много.

На исходе этого адского часа рожок пропел необычный сигнал — две восходящие ноты. Другие рожки подхватили его. Сарацины разом опустили мечи и отступили. Они неспешно удалялись, а рыцари короля Ги были слишком измучены, чтобы преследовать противника. Они воткнули острые концы своих щитов в мягкую от крови землю и тяжело повисли на них.

Саладин не беспокоил их целый день, предоставив солнцу потрудиться над головами, а пыли — над глотками христиан.

И вновь вечером пронзительный призыв к молитве прервал монотонные песнопения осаждающей армии.

На следующее утро во французском лагере немного оставалось тех, кто выступал за активное сопротивление. Граф Триполийский собрал вокруг себя горстку верных рыцарей и довольно сплоченный отряд тамплиеров, одобрявших его намерение. На рассвете тамплиеры пришли к Великому Магистру Жерару и попросили отпустить их с графом.

Жерар отказал им.

Тогда они попросили его освободить их от обета послушания.

И вновь Жерар отказал им.

Тогда тамплиеры заявили, что отрекаются от своих обетов, что его власть над ними прекращается и что они поедут с графом независимо от того, разрешит им Жерар де Ридефор или нет.

Он склонился перед их волей.

Граф разыскал трубача, изъявившего желание поехать с ним. Его люди собрали всех коней, которых еще не раздуло от голода и не шатало от усталости. Выбрав самых лучших, они выкупили их у владельцев, отдав последние золотые и серебряные слитки.

Когда солнце поднялось на востоке, над Галилеей, граф оседлал коня. Трубач протрубил атаку как вызов звукам мусульманских рожков. Они собирались поскакать на запад, появившись внезапно из тени двух огромных скал перед ослепленными солнцем пехотинцами, охранявшими эту сторону холма.

Когда Жерар провожал их взглядом, тело его невольно напряглось, словно он ощутил натянутые поводья в одной руке, гладкую древесину пики в другой и тяжелые звенья кольчуги на груди и на бедрах.

Граф и его сподвижники на полном скаку врезались в строй мусульманской пехоты. Жерар замер, ожидая услышать глухой звук сталкивающихся тел и вопли раненых.

Тишина.

Стена воинов расступилась, словно Красное море перед Моисеем. Граф и его всадники проскочили в образовавшийся проем, набрав скорость на склоне. Когда последний лошадиный хвост исчез в облаке пыли, стена мусульманских воинов сомкнулась, как Красное море перед фараоном.

Хор воплей достиг вершины плато, но трудно было сказать, из чьих глоток они вырвались — французских или сарацинских. Жерар полагал, что знает ответ.