Последнее слово Амнет использовал как тетиву для заряда энергии, извлеченной из черного тепла Камня и устремившейся вовне, подобно кругам от брошенного камешка, расходящимся в стоячей воде. Только эти волны энергии распространялись не на поверхности воды, а сквозь эфир, сквозь толщу земли, сквозь медленные жизненные токи деревьев и травы, сквозь горячечное человеческое дыхание. Когда волна достигла Хасана, Амнет ощутил, как она разрывает мягкую ткань легких, пульсирующее сердце, мембраны, охватывая все жизненные органы.
Хасан задохнулся, и струйка крови вылилась из его рта, прежде чем он сумел перехватить энергию, сокрушавшую его внутренности. Напрягая спину и руки, ассасин отдал собственной плоти приказ отразить вторую волну излучения Камня.
К тому моменту, когда из Камня вышла третья волна, Хасан уже укрепил свое тело и готов был отразить энергию — так сваи мостков на пруду отражают волны от брошенного камешка. Когда отражение стало набирать силу, Амнет почувствовал, как затягиваются разрывы в груди Хасана и ослабевает кровотечение.
Не желая признавать поражение, Томас приказал Камню утихнуть. Волны улеглись, пространство и время вернулись в нормальное состояние.
Хасан, более сильный, чем прежде, выпрямился на вершине скалы. И улыбнулся нормандскому рыцарю.
— Ты взбодрил меня энергией своего Камня.
— Я просто испытывал тебя, Хасан. Если бы я призвал всю силу, что содержится в Камне, эта долина почернела бы и истекла жидким огнем.
— Если бы я не поторопился стереть его в порошок голыми руками.
— Камень нельзя уничтожить.
— Так же, как и меня.
— Неужели? Что же это за эликсир, который дарит человеку и бесконечную жизнь, и неуязвимость? Может, расскажешь?
— Почему бы и нет? Тогда мы будем сражаться за награду: мой эликсир против твоего Камня. Победитель получает все — и тех глупцов на холме у колодца в придачу.
— Согласен.
— Это не поможет тебе, — сказал Хасан с глумливой улыбкой. — Флакон, в котором я храню эликсир, спрятан далеко отсюда. И даже если ты помчишься быстрее ветра, найдешь его и выпьешь, у тебя все же не будет в запасе столетия, чтобы он смог потрудиться над твоим телом. Мой эликсир — слезы Аримана, которые он пролил, созерцая Мир Света и осознав наконец, что не сможет владеть им.
Амнет кивнул, ибо знал кое-что о зороастрийской мифологии, которая зародились в Древней Персии.
— Но если ты используешь его телесные соки, — спросил он гневно, — к кому же ты себя причисляешь? Сидишь ли спокойно с праведниками, людьми правой веры? Или попираешь истину вместе с грешниками, язычниками?
Лицо Хасана исказилось.
— Мы, гашишиины, всегда должны следовать принципу действия. Всегда. Мы берем лишь то, что должно принадлежать нам.
— И все же ты похищаешь слезы дьявола.
— Я открыл способ перегонки жидкости так, что она становится равной по силе и составу настоящим слезам. В конце концов печаль Аримана столь древняя, что, даже будь этих слез целое море, влага давно испарилась бы. Но мой эликсир столь же силен: одной капли достаточно, чтобы обеспечить мне пятьдесят лет юности.
Пока длилась эта беседа, эта интерлюдия хвастовства и презрения, Амнет почувствовал, что вновь способен управлять энергией Камня. Тот же процесс, судя по всему, происходил сейчас и в ослабевшем теле Хасана, ибо он спросил после паузы:
— А твой Камень — откуда он взялся?
— Александрийцы, искушенные в искусстве алхимии, называют его Философским Камнем. Но родина его не Египет. Мои соотечественники принесли его из холодных северных стран. Некое предание повествует, что он упал с неба в огненной короне и пробил огромную дыру в земле. В другой истории говорится, что Локи — а согласно северным преданиям, он состоит в таких же отношениях с Верховным Богом, как и твой Ариман, — принес Мировое Яйцо из Асгарда, то есть с Небес. Он предназначал его в дар человеческому разуму и намеревался разжечь им творческое пламя.
— Выходит, ты тоже попираешь истину вместе с язычниками, — усмехнулся Хасан.
— Нет, — вздохнул Амнет, — я просто ношу с собой осколок метеора. Но он в самом деле обладает огромной силой. И требуется большое мужество, чтобы управлять им.
С этими словами он собрал энергию Камня, дремавшую возле его живота, и направил ее вперед. На сей раз это была не мягкая волна, а яростный бросок, словно вышедший из его гениталий и копьем пересекший долину. В утреннем свете был виден туман, плывущий над рекой. Он ярко вспыхнул, когда энергия исторглась из Камня.
Сарацинам не было нужды продвигаться вперед, бросаясь на выставленные копья. Зной, жажда и ожидание смерти сделали за них всю работу. Пехотинцы окружили строй французских воинов, распевая свои монотонные бездушные молитвы, и рыцари — и военачальники, и наемники — один за другим начали падать в обморок. Глаза закатывались, губы покрывались кровоточащими трещинами, язык распухал во рту, словно кляп, и человек опрокидывался навзничь.
Когда воин ронял щит и выпадал из строя, конюхи и оруженосцы, такие как Лео, оттаскивали его назад и укладывали, словно бревно, возле разрушенного колодца.