Маска возмездия

— Вовсе нет, — ответил Фрэнсис, глядя ей прямо в глаза, от этого взгляда Мэриэнн пробрала дрожь.

— Но могло произойти что-то, о чем не писали в газетах. — Она надеялась, что брат не заметит ее волнения.

Он отрицательно покачал головой.

— Странное дело: когда я задавал вопросы об убийстве родителей Найта, выяснилось, что никто ничего не хочет говорить.

— Возможно, не стоило спрашивать, ворошить прошлое? — У Мэриэнн кровь стучала в ушах. Никогда она не боялась за себя настолько, насколько теперь испугалась за человека, которого любила. Не решаясь поднять глаза, она крепче вцепилась в газетный листок, чтобы Фрэнсис не заметил, как дрожат у нее руки.

— Ты не хочешь, чтобы мы поймали разбойника, Мэриэнн?

Ей хотелось крикнуть: «Нет!»

— Я хочу оставить прошлое позади и жить дальше.

— Даже если он все еще где-то рядом?

— На свете есть люди и похуже его, Фрэнсис, — тихо ответила Мэриэнн. Ей было противно видеть жалость, мелькнувшую в глазах брата. Лучше бы она промолчала.

— Но не в Англии, — заверил он.

Мэриэнн молила Бога, чтобы он оказался прав. Она пошла к выходу, сейчас брат не стал ее останавливать.

Когда Мэриэнн вернулась от родителей, Рейф в кабинете беседовал с Каллертоном о делах. Она была бледна, и он заметил в ее глазах тревогу. Не снимая накидки, шляпки и перчаток, она подошла к мужу. Рейф отослал Каллертона и обернулся к ней.

— Фрэнсис все нашел. Он все знает, Рейф!

У Рейфа екнуло сердце.

— Документ?

Мэриэнн нетерпеливо тряхнула головой.

— Нет, статью в архиве «Лондон Мессенджер» за 1795 год. Он знает об убийстве твоих родителей. — Она сняла шляпку и положила ее на стол.

— Но это не секрет, Мэриэнн.

Стянув перчатки, она бросила их рядом.

— Но это единственное происшествие на Хаунслоуской пустоши в 1795 году.

В комнате воцарилась напряженная тишина. Рейф понимал, что она хотела сказать.

Мэриэнн пристально смотрела на него, в ее глазах он увидел страх.

— Он уже пытался расспрашивать о твоих родителях… о тебе.

Прежде, даже когда выкрал Мэриэнн, Рейф не боялся, что его поймают. Но теперь все изменилось.

— Нельзя недооценивать моего брата. Он жаждет защитить меня, и в этом он будет упорен, решителен, даже безжалостен. Он не оставит это дело, пока не разузнает все о тебе… и о разбойнике. Нам надо уехать прежде, чем он докопается до истины.

— Нам не убежать от этого, Мэриэнн.

— Но почему ты не хочешь понять?

— Я все понимаю, — тихо сказал он и обнял ее.

— Мой отец уничтожит тебя, а ты уничтожишь его.

— Ты знаешь, что документ у него, ведь так?

Мэриэнн кивнула, и он увидел в ее глазах слезы.

— И ты понимаешь, что это означает, Мэриэнн.

— Да. Но я не могу поверить в то, что он совершил такое. — Она покачала головой. — И все из-за какого-то листка бумаги. Что такого там написано, если он стоит стольких жизней? Той ночью ты видел его?

— Только малую часть. Всего три буквы, написанные крупно и четко.

Мэриэнн взяла в ладони его лицо.

— Он мой отец, Рейф. И я люблю его. И люблю тебя. Больше всего на свете.

— Я знаю. — Казалось, он проник в душу до самого дна.

— Я тоже люблю тебя, Мэриэнн.

От этих слов, сказанных шепотом, Мэриэнн зажмурила глаза, тем не менее поток слез вырвался наружу.

— Что нам делать, Рейф?

— Нам придется пройти через это.

— Я не смогу, — всхлипнула Мэриэнн.

— Ты сможешь, Мэриэнн.

— Если я потеряю тебя, Рейф… — Голос ее сорвался.

Рейф заключил ее в объятия. Он не мог обещать, что все будет хорошо. Они оба знали, что в петле окажется либо Мисборн, либо Рейф. И при любом исходе сердце Мэриэнн будет разбито.

Глава 14

В ту ночь они легли в постель вместе. Ветер бился в окна, небо будто затянули сплошным черным холстом. Не было ни луны, ни звезд. Темноту в комнате нарушали лишь красные отблески тлеющих углей. Но свет был не нужен. Они лежали обнаженные, тесно прижавшись, сердце к сердцу. Так тесно, что Мэриэнн чувствовала, как ресницы Рейфа касаются ее собственных. Так близко, что дышали в унисон. Им был драгоценен каждый час, каждая минута, чтобы тратить их на мысли о прошлом или тревожиться о будущем. У них осталось только настоящее.

— Люби меня, Рейф, — шептала Мэриэнн, касаясь губами его губ. — Прошу тебя.

— И я на коленях молю о том же, Мэриэнн.

Рейф стал целовать ее, и все поцелуи, которые он дарил ей прежде, растаяли в сравнении с этим. Этот поцелуй вместил в себя все, что связало их, все, что может вместить любовь. Он целовал губы и груди так нежно и любовно, будто творил губами магический ритуал. Своим дыханием обжигал ей кожу, словно хотел поставить на ней печать принадлежности ему и никогда никому другому. Он ласкал ее, наслаждался ею, увлекая за собой в путешествие в один конец.