Маскарад, или Искуситель

На что торговец ответил, что он искренне надеялся, что, возможно, так оно и есть, и, во всяком случае, он старался изо всех сил успокоить себя убеждением, что если Неудачник не был счастлив в этом мире, то он будет в столь же малой степени счастлив в ином.

Его компаньон не задавал вопроса о счастье Неудачника в обоих мирах и вскоре, заказав небольшую бутылку шампанского, пригласил торговца принять участие в её распитии, шутя заявив, что, безотносительно к иным понятиям, кроме понятия удачи, он мог бы стать партнёром Неудачника, a маленькая бутылка шампанского без труда пузырилась бы и дальше.

Они медленно осушали бокал за бокалом в тишине и задумчивости. Наконец выразительное лицо торговца покраснело, его глаза стали источать влагу, его губы задрожали с невообразимой женской чувствительностью. Не создав ни облачка в его голове, вино, казалось, выстрелило ему в сердце и начало вещать там.

– Ах, – вскричал он, отодвигая от себя свой стакан. – Ах, вино хорошо, и воистину хорошо; но могут ли вино или вера просочиться вниз через все каменные страты тяжёлых размышлений и опуститься тёплыми и красными в холодную пещеру правды? Правда… не… успокоится. С милосердием, соблазняемым сладкой надеждой, это проявление великого замысла описано слишком фантастично; но напрасно; простые мечты и идеалы, они взрываются в вашей руке, не оставляя в ней ничего, кроме пламени позади!

– Да почему же, почему! – с удивлением, взрываясь. – Благословите меня, если in vino veritas4 окажется правдивой фразой. Тогда, при всей прекрасной вере, которую вы показали мне, тяжкое неверие, глубокое неверие лежит в её основе, и десять тысяч огней, как Ирландское восстание, вспыхивает в вас сейчас. Это вино, хорошее вино должно зажечь его! За мою душу, – наполовину всерьёз, наполовину шутя, сжимая бутылку. – Вам не стоит пить больше половины бутылки. Вино предназначено для сердечной радости, а не для горечи, и для того, чтобы укрепить веру, а не ослабить её. Отрезвлённый, пристыженный, почти запутанный этой шуткой, в данных обстоятельствах по большей части содержащей упрёк, торговец взглянул на него и затем с изменившимся выражением лица чеканным голосом признался, что он был почти удивлён, поняв, что, как и его компаньон, он избегал такого откровения. Другой не понял его, оставаясь в недоумении от такой непрошеной трескучей рапсодии. Тут едва ли могло сказаться действие шампанского; он почувствовал, что его сознание не затронуто; фактически, в целом, вино подействовало на него как яичный белок, брошенный в кофе, растворяя его и делая светлее.

– Делая светлее? Возможно, светлее, но менее, чем яичный белок в кофе, это как блеск огня в печи на фоне её черноты, и, весьма прояснившись, я раскаиваюсь в призыве к шампанскому. Такой личности, как ваша, не стоит рекомендовать шампанское. Простите, мой уважаемый господин, вы снова чувствуете себя самого вполне самостоятельным? Доверие восстановлено?

– Я надеюсь, что это так; я думаю, что могу сказать, что это так. Но у нас был долгий разговор, и полагаю, что теперь я должен удалиться.

Произнеся эти слова, торговец встал и, сказав своё adieus, вышел из-за стола в настроении, уничтожающем его самого тем, что он соблазнился своим собственным божественным совершенством, случайно приведшим к зарождению безумных дискуссий – как для него самого, так и для другого – из-за странных, необъяснимых капризов своей открытой натуры.

Глава XIV, которая стоит внимания тех, для кого она достойна внимания

Поскольку последняя глава была начата с напоминания о взгляде вперёд, то данная глава должна состоять из одного взгляда назад.