Голопольский район Верхневолоцкой области (которая, в свою очередь, представляла собой приблизительно шестую часть территории края) лежал в самом центре низкой болотистой местности. Что скажешь? Природа неброская, однообразная. Все кругом поросло темным ельником или кочковато простирается до самого горизонта. Доберешься до темнеющего вдалеке леса - глядь, снова болото. Минуешь болото - начинается лес... за лесом сельцо лепится по косогору... там опять болото... опять лесок... осиновая рощица... за рощей деревенька на краю болотца, будь оно трижды неладно... Вязкое, долгое пространство: его и меря мерила, и чудь чудила, и Мамай прошел, не задержался, и швед ликовал на развалинах, и поляк хмуро озирал окрестности, смекая, как бы ими теперь распорядиться, и немец в незапамятные времена два года каркал, и даже эпоха Великого Слияния докатывалась сюда своими тягучими, кровавыми волнами, - и где они все теперь? Нету.
Потому что если взять что-нибудь твердое, оформившееся всеми углами, да треснуть по нему как следует, оно тут же бац! - и развалилось, только искры напоследок посыпались. А, к примеру, тесто: его хоть бей, хоть режь никакого толку: слепил куски, и оно опять как ни в чем не бывало.
Вот и народец тут такой - вязкий, тягучий, никак его на хорошее дело не наладишь...
А ведь как все славно можно было бы устроить!
Ей представилось вдруг Богато-Богачево совершенно иным: ярко дробилось солнце на крепких железных крышах, реял флаг над сельсоветом, слышалось издалека задорное пение возвращающихся с поля гумхозниц, шелестел под колесами асфальт, сытный хлебный дух тянулся над селом... и гул благодарных мужицких голосов накатывался в самые уши: "Вот спасибо, Александра Васильевна! Вот спасибо!" - "Не за что, товарищи, не за что! Это долг гумрати, а если гумрати - значит и мой". Сразу после этого она увидела себя входящей в широкие двери обкома. Потом что-то мигнуло, и вот она снова входила в двери, но в двери, по сравнению с которыми обкомовские выглядели жалкой калиткой, - крайком!..
- Возрождать, возрождать деревню надо! - с горечью сказала Твердунина, озирая дотлевающие следы человеческой деятельности.
Грязная дорога кое-как взобралась на пригорок. Витюша сбавил газ и спросил обиженным голосом:
- Через Кузовлево поедем? Или лучше через Барыкино?
Александра Васильевна не ответила.
Витюша пробормотал:
- Через Кузовлево-то оно, кажись, поглаже...
Но, добравшись до околицы брошенной деревушки, где дорога расходилась на две равно непроезжие хляби, почему-то крякнул и принялся выворачивать руль направо:
- Через Барыкино-то оно поровнее!..
Увязли тут же.
Александра Васильевна по-прежнему молчала, а Витюша делал все, что полагается делать в подобных случаях: то с выражением озверелости на лице бешено газовал, отчего "Волга" по-рыбьи трепетала и ползла боком, то, раскрыв дверцу и беспрестанно тыркая поскуливающую педаль акселератора, норовил недоуменно заглянуть под колеса.
- Все? - ядовито осведомилась Твердунина, когда он, утирая пот со лба, позволил себе минутную передышку. - Приехали?
- Погодка-то! - горестно отозвался Витюша. - Хляби-то! Говорил ведь: не проедем!
- Если не проедем, какого черта совался?!
- Так вы сказали же!
- А кто из нас за машину отвечает - я или ты?
- Сказали до Глинозубова - вот я и поехал.
- А почему не через Кузовлево? Почему через Барыкино? А если я скажу, чтобы с моста в речку ехал, тоже поедешь? Своей головы нет?
Витюша хотел ответить, что да, мол, поедет, куда же деваться, если приказано, только, может, перед самой речкой выпрыгнет, однако лишь махнул рукой и буркнул:
- В ступе тут ездить, а не на "Волге"...
Он заглушил двигатель. Дождь барабанил по крыше.
- Сколько до Шалеева?
- Километра четыре будет, - ответил Витюша. - Тут в ложок спуститься, да вдоль поля, да потом через лес... Чудный лес у них там в Шалееве! А грибов! А ягод! И малина тебе, и земляника! Прошлый год мы с зятем одних белых ведра четыре набрали! - Встретил пронзительный взгляд Александры Васильевны, и заторопился, чуя недоброе: - Да не дойти по такой дороге, не дойти! И трактора у них, глядишь, нету, протаскаешься попусту!
- Почему это трактора нету? - ласково спросила Твердунина. - Куда же это они все подевались? Да Глинозубову скажи: мол, Александра Васильевна сидит в канаве, ждет, когда он явиться соизволит!.. Что значит - не дойти?
- Ладно, ладно, - буркнул Витюша, страдальчески морщась. - Где-то там сапоги в багажнике были...
Он открыл дверцу, начал было, по-черепашьи вобрав голову в плечи, вылезать из машины, как вдруг сунулся назад и замер, внимательно прислушиваясь.
- Трактор! Ей-ей, едет кто-то! - сказал он, счастливо улыбаясь и давя на клаксон, отчего над мокрой дорогой покатились прерывистые трубные звуки.
- Не тарабань! - сморщилась Твердунина.
Скоро из-за опушки леса показался трактор, а потом и прицепленная к нему молочная бочка. В кабине сидели двое.
- Кажись, Глинозубов, - сказал Витюша. - Молочко везут!
Трактор подползал, упрямо меся гусеницами глубокую грязь.
Александра Васильевна раскрыла свою дверцу и замахала рукой: