Маски Черного Арлекина

Выживший при осаде города скот – коров, свиней и коз – согнали в центре Истара в общий загон, крытый навесами и обогреваемый по периметру большими кострами. Теперь уже не было различия, кому принадлежало когда-то то или иное животное: люди понимали, что при почти полном разрушении Города Без Лета с поголовным исчезновением множества семей как бедных хердов, так и богатых марлов не может идти даже и речи о каких-либо дележках с места побоища. Все осознавали, что теперь не каждый сам за себя, а коли ты протянешь руку помощи, то и тебе помогут. Только так можно было выжить в этих жестоких условиях и кажущихся безысходными обстоятельствах. Все жители Истара знали: лишь сообща они смогут пробиться через зиму, лишь вместе у них получится выстроить хотя бы подобие той, прежней, жизни, в которой они хоть иногда, но были счастливы. Теперь марлы и херды вместе грелись у общих костров, делили пищу и вносили абсолютно равноценный вклад в обустройство руин. Три четверти города было просто стерто с лица земли, а в сохранившихся домах, хлевах и трактирах поселили женщин, детей да раненых и немощных. Многие марлы как опытные охотники, в чьих родах искусство отлова дикого зверя передавалось из поколения в поколение, с самого утра отправлялись в леса, куда вернулись их обитатели, стоило дракону сгинуть, а гоблинам – отступить в свои горы. Трудами ловчих кормились все выжившие. Херды же рубили деревья в Дерборроу и в спешном порядке отстраивали разрушенные дома – процесс продвигался медленно, но времени зевать и унывать не было. Ко всему воины герцога заковали в кандалы почти восемь сотен пленных гоблинов; при помощи хлыстов их также подключили к работе.

Сразу же после осады Рене Тенор, потомок Рейнгвальда, повелел провести полнейшую перепись выживших. Вызвавшиеся писари день и ночь трудились, составляя списки и отмечая булавками с флажками дом за домом на большом плане Истара. Выводы были неутешительными: из прежних почти десяти тысяч горожан в живых осталось не более четырех тысяч. Да, гоблины потрудились на славу, да и дракон, смявший своим телом несколько центральных кварталов, заживо погреб под собой многих... И это уже не говоря о нещадном пожаре – очередной напасти во время «Падения Истара». Немало умерло и после бойни – от ран, лихорадки, обморожений; были и те, кто покончил с собой, не в силах вынести вида изуродованных тел своих близких.

Покойных жителей, умащенных благовониями, сжигали на Огнях Алигенты – почетных кострах. Дым от праха гоблинов и людей смешался в небе над лесом. Город пропитался запахом смерти, как забытый на долгое время на столе пирог, что в какой-то момент начинает исходить вонью гнили и плесени, – Деккер всегда его чувствовал. Испарения и эманации, текущие через различные прорехи с того света, преследовали его так, будто он не заметил порчи и в первый миг просто откусил от этого протухшего блюда, разворошив червей, вскрыв тленные поры и взвив в воздух прелое зловоние. Волны чужой боли обдавали Черного Лорда, точно липким туманом; страдание и чувство обреченности тех, кто уже не может надеяться на завершение своих прижизненных дел, окутывали его, оседая на коже мерзкой поволокой, словно он с головой окунулся в бочку коровьего жира. С переходом на очередную ступень Трансформы лича, когда он зажег звезду в Элагоне, все это только усилилось.

Ну и, конечно же, он видел мертвых. Кругом были тени тех, кто отдал душу. Они составляли собой некую общую массу, походившую на толпу, но при этом каждый здесь был будто сам по себе и не имел ничего общего с остальными. Бредущие ему навстречу или идущие следом, мыкающиеся без покоя серые туманные фигуры, снующие в снегопаде и не знающие, куда им податься. Это не были души – души уже перекочевали через Арку, это были лишь отголоски, эхо тех людей, что некогда еще могли ощущать холод снега, дуновение ветра и жар огня в очаге. Здесь их были сотни, тысячи, как в праздник на главной площади Гортена. Люди, гоблины и... какая встреча!

– Рад тебе, брат. А я ведь как раз о тебе думал... – прошептал Деккер, разглядывая колдовским взором знакомую фигуру.

Длинные белые волосы, мертвенное лицо, которое при жизни было очень красивым, а ныне напоминало выцветшую полустертую гравюру.

То, что осталось от Коррина Белая Смерть, пыталось что-то сказать, оно тщетно поднимало руки, пытаясь привлечь внимание Деккера Гордема. Тень показывала что-то при помощи пальцев: это очень напоминало паука, но, быть может, у мертвеца просто болели руки. Некая призрачная боль, до сих пор терзающая самого призрака...

– Прости, я не понимаю тебя... – Деккер отвернулся и прошел мимо.

Тень Коррина исчезла в метели.