Масло

— Вообще-то я никогда не была мастерицей в кулинарии. А после переезда сюда и вовсе невзлюбила готовку: ресторанов, где можно было бы что-то заказать, в округе очень мало, а муж у меня придирчивый, что ни попробует, все ему не так. В итоге я остановилась на полуфабрикатных соусах. Вот это рагу, например, мне очень нравится. Да и готовое мясо с овощами во фритюре из мясной лавки хороши — все такое сытное! — Посмеиваясь, Мадзако взмахнула руками. — Мой муж иногда готовил по выходным в качестве хобби. Но в основном это были чисто мужские блюда — бекон с луком на мангале, или он мог потушить кастрюлю карри… Он искренне любил это дело, для него это было отдушиной после трудовых будней, но, если честно, мне его самодеятельность доставляла одни хлопоты. Еще и девочки после его готовки начинали просить меня приготовить что-нибудь такое же вкусное. — Мадзако раздраженно поджала губы, и все встало на свои места.

— А вещи мужа вы уже убрали? — спросила Рика.

— Да. Я сменила обстановку сразу после его смерти. Выбросила картины, трофеи охотничьи, которые тут повсюду были расставлены непонятно зачем, и все остальное тоже.

Кстати, а ведь алтаря[70] в комнате тоже не видно.

— Мне было слишком грустно смотреть на его вещи — все напоминало о муже… — скорбно добавила Мадзако, но Рика ей не поверила.

— Сестра очень рассердилась, когда узнала. Она впервые за десять лет приехала сюда на похороны отца, но большинства его вещей в доме уже не было, обстановка изменилась. Манако чуть ли не с порога заявила, что теперь дом не кажется ей родным. — Анна нахмурилась, а Мадзако неловко улыбнулась и произнесла что-то примиряющее.

Рика вспомнила зиму, когда умер ее отец, — она тогда училась в третьем классе средней школы. Сразу после того, как она обнаружила тело, зайдя с консьержем, она спустилась вниз и позвонила матери из телефона-автомата. Мобильные тогда еще мало у кого были. «Умер? Точно умер? Или пока непонятно?» Мать наверняка понимала, в каком состоянии Рика, но все равно не сдержала нотки возбужденного любопытства в голосе. Вопрос звучал так, словно она не надеялась на лучший исход, а напротив, хотела убедиться, что ни малейшего шанса на лучшее нет.

«Я сейчас приеду. Жди меня, ничего не предпринимай».

С того дня Рика больше не заходила в квартиру отца.

После того как эксперты написали заключение о смерти, мать взяла все в свои руки. Родители отца отказались что-то предпринимать, и похороны организовывала именно она. Даже когда на ночном бдении родственники отца истерично обвиняли ее в смерти — мол, это ты его убила, — мать не изменилась в лице. Когда все закончилось, она вызвала в опустевшую квартиру уборщиков, и те вычистили все до блеска, так, что не осталось ни следа крови. От всех вещей отца мать избавилась — оставила только несколько фотоальбомов. А опустевшую квартиру выставила на продажу. Вырученные деньги и то немногое, что лежало на банковском счету отца, досталось Рике — пошло на оплату ее обучения. Каждое действие матери было выверенным и спокойным — ни следа колебаний. Наверняка она много раз прокручивала в голове порядок действий в скорбной ситуации. Ничего странного в ее поведении не было. К тому же сама Рика по малолетству не смогла бы этим заниматься, и больше всего Рика была благодарна матери за то, что ей не пришлось заходить в отцовскую квартиру.

Но все равно она не могла избавиться от мыслей о том, что мать с нетерпением ждала смерти отца. Даже после расставания мать тяготили отношения, что их связывали.

После развода родителей раз в месяц Рика ездила к отцу с ночевкой, и каждый раз лгала матери, что у него все хорошо, что он наслаждается жизнью в одиночестве. Но ее попытки скрыть правду всегда оборачивались провалом. Всевидящие кумушки-соседки стабильно докладывали матери о том, какую жалкую, пустую жизнь влачит отец. Причем никто из них раньше не дружил с их семьей, а после переезда мать с ними и не собиралась общаться. Их новый домашний номер соседки разузнали окольными путями под предлогом беспокойства. «Как-то он совсем осунулся», «Такой видный всегда — а теперь совсем перестал за собой следить», «Похоже, питается кое-как, готовую еду покупает», «Ему ведь всего пятьдесят, а постарел вмиг», «Может, уже хватит упрямиться, не пора ли вернуться?»… Звучало это так, словно отец — маленький ребенок, а мать — его опекун. Рика не раз видела, как после телефонных разговоров мать сидит за столом, обхватив голову руками.

— А вот когда у Манако начались критические дни, я ей сэкихан не приготовила, — неожиданно произнесла Мадзако. — Она ведь еще в младшей школе училась! Я так удивилась, забеспокоилась, все ли с ней в порядке, поэтому даже не поздравила девочку как следует. Может, поэтому она такой и выросла? Да нет, едва ли…

Мадзако поджала тонкие бесформенные губы. На полные губы Манако они совершенно не походили.

— Мне мама тоже не готовила сэкихан по этому поводу, — заметила Рика.