Мастейн. Автобиография иконы хеви-метала

Мне нравилось курить травку, нравилось ощущение, и поэтому я принялся экспериментировать. Оттуда я естественным образом переключился на алкоголь и другие наркотики, вскоре стал прогуливать школу и целыми днями торчал у друга, вдыхая эту баночку из-под «Принглз». Оценки сразу же испортились, и стало понятно, что стоит связаться с плохой компанией и начать принимать неверные решения, как довольно скоро твоя жизнь покатится вниз по наклонной. Не то чтобы меня это беспокоило. Я лишь говорю о том, что сегодня, будучи взрослым, сам, как родитель, могу вспомнить то время и понять, с чего все началось. Но не стоит забывать: не было никаких серьезных последствий – в любом случае, меня все это не волновало. От того, что я регулярно накуривался, существенно моя жизнь не стала хуже. Наоборот – стала более приемлемой.

Больше всего (и я думаю, это касается большинства ребят), мне хотелось чувствовать, что я куда-то вписываюсь. Хотелось быть нужным. Музыка в этом плане помогала. И травка. Каждый раз, когда мы переезжали в новое место, в новый городок, новую школу, я постигал новый период обучения. Я научился справляться с этим совершенно по-разному – сначала с помощью спорта, затем с помощью музыки и тусовок, а в конечном итоге, освободившись от оков Свидетелей Иегова. Не было ничего более жуткого, чем клеймо человека, ассоциировавшегося со Свидетелями, и, чтобы избежать этого позора, я сознательно вел себя так, как не предусматривают учения церкви. Мама, и тетки, и все остальные Свидетели предупреждали, что мне суждено сгореть в аду, если я не возьмусь за голову и не встану на путь истинный, но, честно говоря, мне было плевать. Я лишь хотел быть от них как можно дальше. Хотел некое подобие нормальной жизни, что бы это ни значило.

Бывало, я чувствовал себя грустным героем какой-нибудь сказки. Знаешь, когда ребенок оставлен на попечение злой мачехи или отчима, или какого-нибудь суррогатного опекуна, которому на самом деле глубоко насрать на благополучие детей. И печальные обстоятельства моей жизни казались менее привлекательными, чем уход в выдуманный мир, где все, что мне оставалось, – это курить траву, слушать музыку, зависать с такими же лодырями и бездельниками, как я, и, может быть, иногда пытаться с кем-нибудь перепихнуться. Музыка действительно была моим способом сбежать от реальности – все остальное шло дополнением.

* * *

Однако была одна существенная проблема, связанная с развитием нездорового аппетита к наркотикам и алкоголю.

Денежный поток.

К тому времени, как мне исполнилось четырнадцать, мы перебрались в квартиру в местечке под названием Хермоза Виллидж (честно говоря, она находится не в Хермозе или Хермоза-Бич, а рядом с Хантингтон-Бич), через дорогу от колледжа Голден Уэст, куда я в итоге стал ходить на занятия. Когда мы туда переехали, я потерял связь с некоторыми друзьями и легкий доступ к траве, который был возможен благодаря им, поэтому пришлось думать, как, так сказать, не сгубить урожай. В то время 30 грамм травы можно было достать баксов за десять. И, совершенно не думая о последствиях или моральных дилеммах, я одолжил у сестры десять баксов, купил 30 грамм и пошел на работу. Скрутил сорок косяков, быстро смекнул, что к чему, и впарил каждый за пятьдесят центов. И всего лишь за какие-то несколько часов на руках было уже 20 баксов. Конечно же, до финансового магната было далеко, но я рубил фишку. И с тех самых пор был в деле: низкобюджетный торгаш травой, которому хватало, чтобы накуриться и не голодать, когда в холодильнике пусто, и, поверь, это было чаще, чем ты думаешь. Вскоре за косяк я стал просить 75 центов. Потом доллар. Затем мексиканская травка уступила более мощной и дорогой колумбийской, а та, в свою очередь, сменилась радугой[2] и тайской. Общество приняло курение травы с возрастающим азартом, отчего мой кошелек становился толще, а для головы, возможно, это было не так полезно. Но плевать. Я чувствовал себя как дома. Все, что мне было нужно, – немного травы, музыки и приятелей для тусовки.

Помню, посмотрел фильм «Прокуренные мозги» в старом кинотеатре Stanton Picture Palace, находившемся в юрисдикции моего свояка. В 1970-х практически не существовало никаких правил; можно было курить и пить столько, сколько душе угодно. И когда приходили копы, владелец говорил в громкоговоритель: «Дамы и господа, чтобы не нарушать нормы и правила пожарной безопасности, пожалуйста, потушите ваши курительные вещества». Затем включались вентиляторы и рассеивали дым, и копы уходили, после чего все снова зажигали косяк. Замечательное было место! Еще я смотрел там «Приключения кота Фритца» и «Дай мне кров». У меня была небольшая трубочка из двухдолларовой купюры и пакет, набитый травой, и я сидел там часами напролет, прятался и смотрел фильмы. Такой была культура. И моя жизнь.

Разумеется, маме все это не нравилось, и я ее не винил. Неоднократно я уже собирался уходить, пойти зависнуть с друзьями или послушать музыку, и приходилось предупреждать маму о том, что, возможно, принесут посылку.

– Эмм… мам?