Не думаю, что Дэвид был удивлен моим решением покинуть группу. Конечно, казалось, что он искренне ценит мою откровенность. Я думаю, он чувствовал, что это щедрое предложение. Я также считаю, что он понял именно то, что я хотел сказать. Я не давал Дэвиду разрешение добавлять новых членов группы: не давал молчаливое одобрение на гастроли и запись под брендом Мегадэт. Этого не могло произойти без моего участия. Мегадэт была моей группой, и даже хотя я больше не хотел быть ее частью, я не собирался позволить ей превратиться в то, что я никогда бы себе не позволил, то, что я бы не смог контролировать. Я просто хотел, чтобы Джуниор мог чем-то заниматься на ежедневной основе, тем, что принесет стабильный доход и другие возможности.
“Спасибо, чувак” — сказал он. “Я люблю тебя”.
“Я тоже тебя люблю”.
Мы пропустили еще по чашечке кофе и немного поговорили о старых временах.
Затем встали из — за стола, обнялись и разошлись. Я полагал, что пройдут недели, месяца, прежде чем наши пути снова пересекутся.
Но я ошибался.
Пять часов спустя я столкнулся с Дэвидом на общественной стоянке, находясь там со своим сыном, Джастисом, которому тогда было только семь лет. Я был совершенно потрясен этой встречей, и понятия не имел, что именно вызвало гнев Дэвида. Несмотря на это, его поведение было дико неуместным.
“Если ты собираешься начать собственную карьеру, тогда и я начну свою!” — кричал он, бросаясь парой нецензурных бомб и другими эпитетами в дополнение ко всему.
Поначалу я пытался урезонить его. Джастис был напуган и чувствовал себя неловко из-за напряженности встречи, и я хотел больше чем чего-либо просто разрядить обстановку и забрать его оттуда. Затем я посмотрел на Эллефсона.
“Вот и все” — спокойно сказал я, изо всех сил стараясь не следовать искушению ударить его. “Все кончено”.
Я сел в машину, повернул ключ зажигания, развернулся и уехал, оставив его в зеркале заднего вида.
9 апреля 2003 г. я играл на гитаре впервые за семнадцать месяцев. Поводом стало благотворительное шоу в местечке под названием Хайдвей Ниты в Фениксе, чтоб собрать деньги для семьи бывшего роуди Мегадэт по имени Джон Каллео. Джон также был моим личным помощником во время турне 'Youthanasia', но мы потеряли связь на многие годы.
Он был приятным и веселым парнем, который никогда не отказывался от рок-н-ролльного образа жизни; однако болезнь сердца и почек в конечном счете привели к его смерти и скорее это был вопрос продолжительного онанизма, чем каких-нибудь врожденных аномалий. Тем не менее, было трудно не любить Джона, и было невозможно не сочувствовать его жене и восьмилетней дочке, которых он оставил.
У меня был медленный и стабильный прогресс с рукой, который, как оказалось, укрепил мои связки, которым был нанесен вред годами свирепой игры на гитаре. Но теперь я чувствовал себя намного лучше. В вынужденном отпуске, каким он казался, была одна хорошая вещь, сделавшая меня более здоровым, чем я был на протяжении многих лет. Когда я был приглашен на благотворительное выступление в память о Джоне, я без колебаний принял это предложение.
Не буду отрицать небольшую долю волнения. Черт, когда ты не играл почти полтора года, ты можешь облажаться. Я не знал, чего ожидать. Не знал, как буду играть и как буду относиться к своей игре. И это был необычный концерт: серия из четырех песен в акустике в очень интимной обстановке, перед парой сотен человек (включая моего крестного отца, Элиса Купера). Сет-лист был тщательно отобран, хотя не могу сказать наверняка, сколько человек поняли то, что я хотел сказать. Я открывал свое выступление “Symphony Of Destruction”, в первую очередь, чтобы дать своим пальцам соответствующую тренировку и продемонстрировать себе и зрителям, что я способен справиться с этой задачей. Затем последовали 'Use The Man' и 'Promises', первая потому что она служила ссылко на употребление Джоном наркотиков и последующую смерть, а последняя потому что я хотел дать его жене и дочке знать, что если бы Джон и пообещал что-то, то это была бы встреча с ними в загробной жизни. Завершал я свое выступление композицией 'A Tout Le Monde'.
Спев последнюю строчку, я встал, пошел за кулисы и выразил свои соболезнования жене Джона, Трейси; а затем направился к выходу. К моему удивлению на выходе я наткнулся на Дэвида Эллефсона. Мы не разговаривали несколько месяцев, если точнее — с того самого вечера на автостоянке, поэтому была некоторая неловкость при встрече.
Однако, обстоятельства ставили вежливость превыше всего. Черт, мы собрались, чтобы почтить память и поддержать бывшего члена семьи Мегадэт. Судьба, не иначе. Мы пожали друг другу руки, перекинулись парой слов и разошлись кто куда.