Мастер

Она планировала смерть, думал он, как прежде планировала книгу, неуверенно, нервно, но честолюбиво и с непоколебимым физическим мужеством. Инфлюэнца, которой, по словам ее врача, она болела в те недели, только укрепила ее желание. Она решила, что наконец-то будет счастлива, и готовилась совершить над собой ужасное насилие, разбить вдребезги свои кости и голову о брусчатку, чтобы достичь цели. Ее неустанная любознательность, чистая искренность чувств, деятельная природа ее воображения – все это сейчас явственно предстало перед его внутренним взором, словно она самолично явилась навестить его посреди зимы в Лондоне, когда ее смерть уже перестала быть новостью, и он понял, что должен ехать в Венецию, где она умерла, а оттуда отправиться в Рим, где ее искалеченное тело покоится в земле.

Все дни, предшествовавшие его отъезду, она навещала его – явственно, ощутимо. Женщину, которую он прежде держал на расстоянии вытянутой руки, заменила женщина его мечты, призрак упущенных возможностей. Родители давно умерли, и сестра уже два года как скончалась. А Уильям был далеко. Его самого очень мало интересовало лондонское сообщество, мнение которого прежде так сильно его заботило. Он мог поступить, как ему заблагорассудится, мог поселиться на Беллосгардо в одном доме с Констанс, а мог сподвигнуть ее найти два дома рядом в какой-нибудь прибрежной английской деревушке.

Теперь он думал о ее мертвом теле, о комнатах, которые наполняла аура ее страстной натуры – ее книги, ее памятные вещицы, ее одежда, ее бумаги. Она предпочитала эти комнаты большинству людей. Комнаты были ее сакральным пространством. Он начал воображать ее комнаты в Венеции – Каса Биондетти, потом Каса Семитеколо, и ее комнаты в Оксфорде до того, как она покинула Англию. Теперь он тосковал по этим обиталищам, словно был с ними знаком, словно у него имелись резоны скучать по ним. Он увидел ее фигурку, такую аккуратную в каждом движении, порхающую по этим комнатам, и начал осознавать, почему изначально отказался ехать в Венецию после ее смерти и в Рим на похороны. Ему пришлось бы уйти от нее, пришлось бы узаконить их расставание. Лишиться отношений, таких неопределенных, исполненных надежд и возможностей, и столкнуться с ее отсутствием во всей его непоправимости. Он ей больше не нужен.

Ощущение, что его резко и яростно отвергли, каким-то образом приблизило Генри к Констанс. Теперь перспектива оказаться в ее комнатах в Венеции, взглянуть на ее бумаги, побыть в атмосфере, созданной ею, начала его увлекать. Он скучал по ее обществу и в ожидании отъезда в Италию, гадал, всегда ли он скучал по ней так же, и если только теперь, когда это не грозит ему никакими последствиями, может ли он позволить себе потакать своим желаниям в полной мере?

Дожидаясь в Генуе сестру Констанс Клару Бенедикт, Генри написал Кэй Бронсон и попросил ее зарезервировать для него комнаты в Каса Биондетти, которые Констанс занимала прошлым летом. Условия те же, писал он, и было бы желательно, чтобы падроне готовил для него как для мисс Вулсон, памятуя, как довольна была его подруга хозяйской стряпней. Он не удивился, когда ему сообщили, что комнаты свободны. Дух Констанс вселил в него уверенность, что так и будет. Даже теперь, два месяца спустя после смерти, она его направляла.