Мастер

Басов шел по коридорам великокняжеского замка. Тренировка закончилась четверть часа назад, и сейчас он, недовольно поджав губы, спешил домой. Занятия не доставили никакого удовольствия: наследник – капризный и самолюбивый мальчишка четырнадцати лет – оказался совершенно невосприимчив к обучению. На тренировках он старался потешить самолюбие, отлынивал. Басов, имеющий пятнадцатилетний тренерский стаж, сумел-таки вселить в оболтуса уважение к своей персоне, не прибегая к крайним мерам. Кое-как, со скрипом, занятия пошли. Но все-таки Басов не получал от тренировок того наслаждения, которое неизменно испытывал во время занятий в школе.

– Вас просит к себе князь, – вырос перед ним гвардеец охраны.

Молча поклонившись, Басов последовал за стражником.

Князь, в расшитой русской рубахе с расстегнутым воротом, сидел за столом, покрытым красной скатертью. Развалившись в венецианском кресле, он пил вино из золоченого кубка.

– А, Басов, – не меняя позы, бросил он, когда фехтовальщик вошел. – Садись.

Басов опустился в кресло напротив; князь наполнил еще один кубок вином из серебряного кувшина и пододвинул:

– Пей! Сам князь тебе вино наливает. Честь!

– Благодарю, великий князь. – Басов поднял кубок и сделал несколько больших глотков.

Отменное французское вино побежало по жилам.

– Устал с тренировки? – спросил князь.

– Нет. С этого ли уставать?

– Можно и устать. Как занятия? Как ученик?

– Мы занимаемся только месяц, и этого недостаточно…

– Этого достаточно, чтобы понять, что княжич туп, слаб духом и бездарен, – жестко прервал князь.

– Великий князь слишком строг, – покачал головой Басов.

– Великий князь слишком много повидал на своем веку, чтобы научиться понимать, кто чего стоит. Послушай, Басов, ты же воин – и я воин. Не играй в придворного, у тебя это все равно плохо получается. Говори со мной начистоту. Как думаешь, можно от княжича хоть какого-то толку добиться?

– Капля камень точит, – неспешно проговорил Басов. – Хотя, боюсь, если парень и впредь будет считать себя пупом земли, ничего хорошего не будет.

– Пуп земли, – хохотнул князь. – Смешно сказал, но верно. Я его порол как Сидорову козу. Не помогло.

– Страхом можно заставить человека чего-то не делать, – улыбнулся Басов. – Но действовать он должен захотеть сам. Пока человек не захочет учиться, никто и ничто не заставит его получать знания.

– Отчего же? – удивился князь. – В школах отроков порют нещадно – и ничего, грамотные выходят.

– А толку? Буквы выучить несложно. А вот как сделать, чтобы человек с этим знанием не похабщину читал, а мудрые вещи? Этого я не знаю. Я могу обучить княжича фехтованию. Вайсберг – стратегии. Министр двора – церемонии. Но кто сделает его добрым правителем? Ведь это – от сердца. А сердце человек направляет сам. Грамотный он при этом или нет – значения не имеет.

– Дело говоришь, – погрустнел князь. – Только не будет он правителем. Ни добрым, ни злым – никаким. Княжич так себя любит, что слушает всякого, кто ему льстивые речи говорит. Умру я – им вертеть будут, управлять, словно куклой на базарной площади. Вот беда в чем. Скажи мне, Басов, видал ли ты где, чтобы сам государственный уклад заставлял избирать достойнейших правителей? И чтобы капризы черни и корысть придворных на них не влияли?

– Власть – дело темное, – покачал головой Басов. – Не слышал я о таком. Оттого и стараюсь подальше от двора стоять – уж прости, князь.

– Мудр ты… и глуп одновременно, – рубанул князь. – А глуп ты, Басов, оттого, что не устоит твоя школа, ежели в Северороссии дурное правление начнется. Снова по миру пойдешь.

– На все воля Божья, – вздохнул Басов. – Только еще вернее школа моя погибнет, если я к каким-нибудь партиям примыкать начну.

– А если к тем, кто в фаворе? – склонил голову князь.

– Сегодня в фаворе, завтра в опале – качели. А я на земле твердо стоять люблю.

– Тогда служи мне, лично мне, – склонился вперед князь. – Мне именно такие нужны, кто не за награду, а за честь, за землю свою в бой идет. Аль не люб тебе великий князь североросский?