А аргументация, конечно, никакой критики не выдерживает — если подойти к ней непредвзято. Мало ли какие самоубийства с последующим воскрешением привидятся пьяному доктору. А люди в пиджаках — вообще ерунда! Людей в пиджаках Данька видел часто. Равно как и в футболках, джинсовых рубашках и в плащах. Ну и что?
Благополучно позабыв о докторовых бреднях, Данька продолжал искать Ларису. Друзья по художественному помогали, чем могли, — и не только в этом, но и вообще вернуться к жизни. На какие-то средства Даньке все-таки нужно было жить и рисовать, а не, как выразился Леша Косарь, строить из себя Эркюля Холмса.
Потом неожиданно умерла бабуля. Добрые соседки скинулись и послали Даньке телеграмму, так что домой он приехал на следующий день. Оказалось, бабушка все эти годы бережливо копила деньги на собственные похороны и на безбедную жизнь внучка. Хватило — и на то и на другое. А еще Данька, послушавшись совета Косаря, продал дом и купил себе небольшую, но свою квартиру, как раз рядом с той, которую снимал.
— Думаешь, приедет, — сказал, как обвинил, Леша. И добавил, перехватив Данькин взгляд: — Да, в общем, прав ты. Конечно, приедет. Куда денется.
И больше на эту тему не заговаривал.
Вскоре у Даньки и первая выставка состоялась. Прошла удачно, некоторые картины продались, критики отозвались доброжелательно, а главное — совершенно случайно Даньке познакомился с одним из руководителей фирмы «Доставка грузов».
— Узнаем, — пообещал тот. — Только скажите, какого числа и откуда переезжали.
Вот числа-то Данька и не знал. То есть знал, что уехали они в тот же день, когда он попал в аварию, — но когда это случилось?! — не помнил.
…Автобусы за город ходили каждые полчаса. Он впихнулся в выстуженное нутро, уселся в углу и таращился в лес за окном, точнее, в то, что заменило лес, — новостройки, толпившиеся вокруг залитых в бетонные берега озер, — как верблюды у корыт, до краев заполненных мутной водой. Которая все равно на вес золота, ибо вокруг — пустыня.
Пустыня!
А где же лес? И где — больница?!
— Снесли, — сказала тетка-киоскерша из стеклянного окошечка-дупла. Еще и по-совиному взблеснула очками. — Сперва отгрохали новый корпус, а потом уж снесли старый. Давно, год, что ли? Ну, полгода точно, как с землей сровняли. Эй, молодой человек, а вам зачем?..
Растерянный, Данька побрел к остановке. Может, спрашивал он себя, ты ошибся, перепутал, не туда поехал? Но дорогу, по которой их с доктором везла скорая помощь, он помнил хорошо.
Рядом с остановкой самозабвенно копался в урне бомж. Не обращая внимания на надкусанный банан, презрев новенькие перчатки и вязаную шапочку, он упорно выковыривал из мусорных недр обыкновенную бутылку из-под пива. Пустую.
Словно ощутив на себе чужой взгляд, лохмач обернулся и подмигнул Даньке изумрудным глазом.
— О-от она, красавица. Бутылюшечка моя, душечка загубленная, — бормотал бомж, баюкая на руках бутылку. — Закуклилась, застеклилась… этикетка старая — мешает же! — выкрикнул он с болью и горечью. — А я тебя, родимую, в очистилище, там тебя отмоют, бумажку отклеят и по новой, на следующий круг, как положено. Ах, ты моя… А мне — копеечку за тебя. Копеечку за тебя, копеечку за других — глядишь, так и сам на билет накоплю. В рай… ха-ха!.. райцентр, где… ха-ха!.. батя мой ждет-дожидает блудного сына.
Бомж сунул бутылку в карман и, повернувшись к Даньке, сказал вдруг четким и ясным голосом:
— Ну, дай, сколько не жалко, не жмоться. Глядишь, и зачтется.
Данька выскреб из кармана всю мелочь и сунул бомжу в твердую, будто из кости, ладонь.
Всю дорогу до города он убеждал себя, что — совпадения, просто чудовищные совпадения!.. С людьми и не такое бывает.
А память назойливым лотошником подсовывала одно и то же: разговор с Михаилом Яковлевичем. «Которого, кстати, тоже теперь неясно где искать», — подумал Данька.
И еще подумал: прав, наверное, был Леша, когда отмалчивался. Лариса уехала и вряд ли вернется, если не вернулась до сих пор.
Махни рукой и не делай из мухи слона.
Но махнуть — рука не поднималась.
«…растерянное детское выражение на лице, волосы похожи на гнездо птицы-растрепы, и розовым островком выглядывает из-под одеяла теплая пятка…»
Сказать себе «забудь» можно.
Забыть — никак!..
На предложение отпраздновать именины Косаря Данька отозвался с воодушевлением. Развеяться — это именно то, что ему сейчас нужно.
К утру, проснувшись в чужой квартире, он с трудом вспоминал, как, собственно, развеивался. Не вспомнил. Только билась в голове одна мысль, наглая, упорная: «А если доктор не врал?»
«Какой доктор?» — пискнул было здравый смысл — и тут же скис.
Ясно ведь какой.
Который утверждал, что ты мертв, а Лара жива. Который говорил, что, возможно, умершие здесь вновь возвращаются
Сейчас Данька точно знал, как должен выглядеть его, Данькин, рай.
«…не хватает воображения. Поэтому, когда они умирают, и попадают…»
— У меня хватит воображения! — сказал Данька квартире, обнаруживая вдруг, что никакая она не чужая, а его собственная, просто не узнал спросонья.