Мастер и Маргарита

прежние, ясные.
"Батюшки! - испуганно подумал Рюхин, -да он и впрямь нормален? Вот чепуха какая! Зачем же мы, в самом деле, сюда-то его притащили? Нормален, нормален, только рожа расцарапана... "	'Good God!' Riukhin thought fearfully. 'So he's really normal! What nonsense! Why, in fact, did we drag him here? He's normal, normal, only his mug got scratched . . .'
- Вы находитесь, - спокойно заговорил врач, присаживаясь на белый табурет на блестящей ноге, - не в сумасшедшем доме, а в клинике, где вас никто не станет задерживать, если в этом нет надобности.	'You are,' the doctor began calmly, sitting down on a white stool with a shiny foot, 'not in a madhouse, but in a clinic, where no one will keep you if it's not necessary.'
Иван Николаевич покосился недоверчиво, но все же пробурчал:	Ivan Nikolaevich glanced at him mistrustfully out of the comer of his eye, but still grumbled:
- Слава те господи! Нашелся наконец хоть один нормальный среди идиотов, из которых первый - балбес и бездарность Сашка!	'Thank the Lord! One normal man has finally turned up among the idiots, of whom the first is that giftless goof Sashka!'
- Кто этот Сашка-бездарность? -осведомился врач.	'Who is this giftless Sashka?' the doctor inquired.
- А вот он, Рюхин! - ответил Иван и ткнул грязным пальцем в направлении Рюхина.	'This one here - Riukhin,' Ivan replied, jabbing his dirty finger in Riukhin's direction.
Тот вспыхнул от негодования.	The latter flushed with indignation.
"Это он мне вместо спасибо! - горько подумал он, - за то, что я принял в нем участие! Вот уж, действительно, дрянь!"	‘That's the thanks I get,' he thought bitterly, 'for showing concern for him! What trash, really!'
- Типичный кулачок по своей психологии,- заговорил Иван Николаевич, которому, очевидно, приспичило обличать Рюхина, -и притом кулачок, тщательно маскирующийся под пролетария. Посмотрите на его постную физиономию и сличите с теми звучными стихами, который он сочинил к первому числу! Хе-хе-хе... "Взвейтесь!" да "развейтесь!"... А вы загляните к нему внутрь - что он там думает... вы ахнете! - и Иван Николаевич зловеще рассмеялся.	'Psychologically, a typical little kulak,'[2] Ivan Nikolaevich began, evidently from an irresistible urge to denounce Riukhin, 'and, what's more, a little kulak carefully disguising himself as a proletarian. Look at his lenten physiognomy, and compare it with those resounding verses he wrote for the First of May[3] - heh, heh, heh ... "Soaring up!" and "Soaring down!!" But if you could look inside him and see what he thinks ... you'd gasp!' And Ivan Nikolaevich burst into sinister laughter.
Рюхин тяжело дышал, был красен и думал только об одном, что он отогрел у себя на груди змею, что он принял участие в том, кто оказался на поверку злобным врагом. И главное, и поделать ничего нельзя было: не ругаться же с душевнобольным?!	Riukhin was breathing heavily, turned red, and thought of just one thing, that he had warmed a serpent on his breast, that he had shown concern for a man who turned out to be a vicious enemy. And, above all, there was nothing to be done: there's no arguing with the mentally ill!
- А почему вас, собственно, доставили к	'And why, actually, were you brought here?'