Мастер крушений

– Раз уж мы вспомнили Северный полюс, скажи, как поживает мой друг Альбер Дорек? Говорят, он совсем ку-ку.

Тибо подыскивал слова, чтобы как-то объяснить случившееся, но де Френель заговорил сам:

– Знаешь? Уж таков его выбор. Добряк Альбер был всегда немного с приветом, в его жизни такое не впервые. Видел бы ты, как он, сидя на льду, ел свои сапоги. Не переживай за него, Тибо. Он дал волю своей натуре. С нами со всеми рано или поздно это случается. – Клеман указал на сияющее сквозь купол солнце. – Время идет, не хочу вас задерживать. Я отказался от приглашения на сегодняшний ужин. Больше не ужинаю.

– Что за ужин?

– Прием в честь вашего возвращения. Сначала концерт, потом угощение. На самом деле, если хотите знать, торжество в честь коронации Жакара. Но он не настолько сумасшедший, как все считают, у него достаточно здравого смысла, он способен одуматься.

Тибо скривился: снова светское мероприятие, а на пирсе нет «Изабеллы», куда можно сбежать.

– Напоминаю: праздник в вашу честь, значит, вам и заказывать музыку, – закончил де Френель. – Твой брат заставил советников петь, пусть теперь потанцуют.

25

Эма и Тибо спускались из обсерватории, словно с облаков. С каждой ступенькой они все явственней ощущали силу земного притяжения. Внизу оба почувствовали себя усталыми и задумались о том, что их ждет.

– Хочу есть, – сказала Эма.

Тибо тут же взял курс на кухню. Не успели они сделать и трех шагов, как дорогу им преградило невероятно тощее существо.

– Ах! – воскликнуло существо.

– Ох! – испугалась Эма.

– Ой-ой, – простонал принц Тибо.

Герцог Овсянский, придворный поэт, отвесил поклон чуть не до земли. Он носил парик в форме птичьей клетки, на ногах-спичках – красные чулки, огромный плоеный воротник, на котором голова лежала, как на блюде.

– Возлюбленный принц! И… и…

– Эма Беатрис Эхея Казареи, моя супруга. Эма, позволь представить тебе герцога Овсянского.

– Сударыня? Однако! И где же имело место свадебное торжество, ваше высочество? Под какими райскими кущами? В каких дальних краях?

– В открытом море, – ответил принц Тибо, не сомневаясь, что вдохновленный событием поэт уже готовит им оду. – И прибавил ради художественной достоверности несколько подробностей: – Всего-навсего пять дней тому назад, на закате солнца, когда море казалось металлическим зеркалом.

Поэт томно хлопал ресницами.

– В ту же ночь налетела буря, она играла нашей шхуной, как кошка мышкой, – продолжал фантазировать принц Тибо. – Грозные черные волны перекатывались через палубу, обдавали пеной снасти. Злой рок позавидовал нашему счастью и решил нас уничтожить.

Герцог уже не моргал, он ловил каждое слово, спрятав подбородок в воротник.

– Но океан не пожелал забрать наши жизни, и вот мы перед вами живые, невредимые и голодные.

– Голодные! Святые небеса, мой принц, моя принцесса! Я виноват, мне нет прощения. Но весть о вашем прибытии так меня взволновала… К тому же я не смог найти у себя чернил… – Поэт перешел на шепот: – Дело в том, что я уже укладывал сундуки. Но вы вернулись, вы здесь, и я должен был вас увидеть. Должен!

– Вы нас увидели и вскоре увидите снова. Сегодня же вечером, на празднике.

Принц решил извлечь пользу из случайной встречи.

– Поручаю вам выбор музыки. Полагаюсь на ваш вкус, герцог.

– Ах, ваше высочество! Неужели мне, ваше высочество? Слишком большая честь! Я польщен, я в восторге! – Поэт разводил руками и кланялся. – Бедное мое сердце! Трепещет, как птенчик! Музыку, музыку, маэстро! Вот я и нашел нужный размер!

Поэт бормотал, подпрыгивая. Принц потащил за собой Эму в противоположную сторону.

– Герцог прибыл к нам из царства, которое ненавидел, – начал Тибо вполголоса. – Пацифист до мозга костей, он буквально влюбился в наше королевство. – Принц добавил шепотом: – Стихи у него ужасные, но отец все-таки назначил его придворным поэтом.

– Почему?

– Герцог очень его просил и прочитал свою поэму «Стихи о стихиях», посвященную крестьянскому труду. Отец хохотал до слез и наградил его титулом придворного поэта, чтобы «стихии стихли», как он сказал. С тех пор герцог постоянно бывает при дворе. Он уже не наш гость, он наш талисман. Ему прощается все: спесь, серебряные туфли, жеманство. Он хочет выразить многое, а вот точных слов у него маловато. Ну вот мы и пришли. Если только я правильно помню…

Принц Тибо толкнул малоприметную дверь и вошел в кладовую. Эма слышала, как он сопел в темноте и даже чертыхнулся, стараясь что-то сдвинуть с места.

– Входи, – сказал он. – И прикрой дверь.

Эма увидела перед собой черную дыру, откуда тянуло сыростью. Очевидно, там была лестница, и вела она вниз. Принц начал спускаться. Крикнул снизу:

– Иди сюда!

– А это обязательно?

– Иди со мной в темноте или с герцогом Овсянским при свете дня.

– Выбрать непросто.

Эма все-таки спустилась. Тибо еще раз поднялся, закрыл люк, и, когда возвращался, нижняя ступенька подломилась под его тяжестью.

– Холодно, пахнет плесенью и ничего не видно, – пожаловалась Эма. – Это что? Колодец?

– Подземный ход. Их здесь много. Подземелье похоже на ноздреватый сыр.