– Оставь его в покое, ты же видишь, он идиот, – снова заговорил Батист. Блестящие пуговицы не ускользнули от его внимания, и он решил, что непременно их заполучит.
– Вот уж кто идиот, так это ты, – объявила маленькая девочка, похожая на розовощекого эльфа.
– Цыц, мелюзга, вот скажу твоему отцу, что ты кладешь локти на стол.
Отцом Лаванды был Манфред, и она мгновенно убрала локти со стола. Но безупречные манеры – увы! – никогда не одарят ее изяществом, от природы присущим Эмили. Ничего не поделаешь с носиком-уточкой, оттопыренными ушками и щечками будто у хомяка.
– Говорят, ты приехал из Бержерака, – продолжала светскую беседу Эмили, словно не слышала Батиста.
– Ага, – снова выдавил Лисандр с несчастным видом.
– Он идиот. Убедилась? – настаивал Батист, передернув плечами. – Спорим, он и языка нашего не знает!
– А на каком языке говорят в Бержераке, тупица? – засмеялась Лаванда.
– Надо же, наша крошка умнее всех! Надеешься, хотя бы чужак обратит на тебя внимание? А почему он вообще здесь оказался?
Батист повернулся к соседу Флориану, который посмеивался, уткнувшись в тарелку.
– Лично я думаю, что семья постаралась от него избавиться. А ты как думаешь?
– Похоже на то, – пробормотал Флориан, едва приоткрывая ротик сердечком.
– Правда? Принц привез нам жалкие отбросы.
– Ну-у, – промычал Флориан, покраснев до корней очень светлых волос.
С первого школьного дня Флориан чувствовал, что Батист способен раздавить его, как клопа, и решил стать его тенью, его эхом. С тех пор он ни разу не высказал вслух, что думает на самом деле. Зато без тревог засыпал по ночам.
– Мы так и не знаем, как тебя зовут, – с милой улыбкой продолжала Лаванда, подвигая Лисандру корзинку с хлебом, изрядно опустошенную Батистом.
Сама она не представилась, потому что цветочное имя зачастую вызывало смех. Ее так назвала мама, у отца фантазия отсутствовала напрочь.
– Лисандр, – с трудом выговорил мальчик.
– Лисандр и Лаванда! Просто созданы друг для друга! Сейчас мы их поженим, – издевался Батист.
Лаванда вспыхнула. Довольный обидчик потирал руки.
– Уймись, Батист! – сердито одернула его девочка.
Шестое чувство Манфреда тут же сработало, он услышал дочь с другого конца залы и знаком приказал вести себя потише.
– Сейчас папочка отправит полевой цветочек спать.
– Лучше уж спать, чем слушать глупости.
– Вот и топай! Лично я уходить не собираюсь. Так ведь, Флориан? Мы остаемся, Лаванда-дуранда!
Любимая дразнилка Батиста. Он потянул на себя скатерть и наклонился к Лисандру:
– Отец Флориана – придворный архитектор, господин фон Вольфсвинкель!
Батист при любом удобном случае произносил трудную фамилию, гордясь тем, что вхож в семью придворных.
– И что из того? – удивилась Эмили.
– А то, что сын придворного архитектора выше дочери слуги во дворце и тем более дочки конюха.
Флориан фон Вольфсвинкель по привычке усмехнулся. Лаванда сложила салфетку и отодвинула стул. Стоя она оказалась еще меньше ростом.
– А ты, Батист, чей сынок, скажи-ка! Может быть, принца?
Батист, сын мясника, хотел что-то придумать, но не успел: Лаванда уже покинула залу, провожаемая отцовским суровым взглядом. Эмили занялась жарким, отрезая и отправляя в рот крошечные кусочки, как настоящая дама, какой она мечтала стать. Больше уже никто не обращал внимания на Лисандра.
Взрослый стол немногим отличался от детского. Только для Сидры и Жакара места были приготовлены заранее, они оба были левшами, им накрывали особо. Гости рассаживались как придется, в том порядке, в котором подходили к столу. Принц Тибо сел напротив брата, а место рядом занял для Эмы. Стоило Эме сесть, как Стикс оскалился и зарычал.
– Хороший пес, – похвалил Жакар. – Сидеть! – И потрепал его по холке. – Незнакомая раса, принцесса, нам всем придется к вам привыкать.
Принц Тибо приготовился ответить, но тут перед ним поставили любимое блюдо – раковый паштет в желе с лимоном. Он умирал от голода, однако за вилку не взялся.
– Позовите дегустатора.
Принц говорил громко, его все услышали.
Жакар недовольно засопел.
– Новый каприз?
– Нет, заурядная предосторожность, которая спасет нам жизнь. Отравления теперь в моде.
У всех заледенела кровь в жилах от замечания Тибо, только адмирал весело рассмеялся.
– Глупости, – фыркнул Жакар. – Кто, спрашивается, пойдет к тебе в дегустаторы?
Герцог Овсянский поднял руку, он был готов на любые жертвы. Но Тибо уже сделал выбор:
– Стикс.
– Что-что?
– Стикс. Мне кажется, так зовут твою собаку. Он же не откажется от кусочка ракового паштета с желе. И потом…
– Что потом?
– Это все же собака, не человек…
На лбу Жакара выступили капли пота. Он молчал. Заговорила королева Сидра. Впервые за праздничный вечер. Тибо убедился: королева не изменилась. Осталась точно такой же, какой впервые появилась при дворе: неподвижное, похожее на восковую маску лицо, такое же молодое, как у сына, непроницаемый взгляд. Она произнесла одно-единственное слово скрипучим голосом:
– Жакар.