– Зачем ты спрашивала ее про подъезд? – задиристо спросила она. – Ты видела дыру в стене и не поверила мне?!
– Тебе-то я поверила. Я просто проверяю, кто может засвидетельствовать, что в тебя стреляли. Скажем, гремел гром, была страшная гроза. Никто ничего не услышал, на улице никого не было… Дыра в стене, и пуля там, внутри, – это доказательство, конечно. Но на пуле ведь не написано, что она предназначалась тебе! Дыра могла появиться и раньше, и позже. Ты-то ведь цела!
– А лучше было бы, чтобы меня ранили?! – воскликнула Татьяна.
– Быть может! – отрезала Александра. – Посетители в кафе видели твою истерику и все. В милицию ты решила не обращаться, а ведь человек, на которого напали, ведет себя иначе. Вот и подумай… Как все это выглядит? Какие у тебя доказательства, что на тебя покушалась жена твоего любовника? И как ты собралась сводить с ней счеты?
– Уж я знаю, как, – отрезала Татьяна. Раскрыв шкаф, она доставала оттуда вещи и, не глядя, швыряла их в открытую дорожную сумку. – Теперь эта стерва у меня попляшет!
– Погоди, а ведь ты разглядела ту девушку, которая шла за тобой? – Александра присела на край постели, следя за тем, как подруга трясущимися от возбуждения руками застегивает молнию на сумке. – Она хотя бы похожа на жену Владислава?
– Да я никогда в жизни не видела жену Владислава, не стремилась к этому счастью! Вот она, получается, каким-то образом знала, как я выгляжу, раз следила за мной. Не понимаю, как она раздобыла мою фотографию? В социальных сетях я не мелькаю. Влад никогда меня не фотографировал, ни разу. Он очень осторожен… Да я и не позволила бы. Зачем? Перед приятелями хвастаться? Все мужики одинаковы… Им что женщина, что машина…
Справившись с молнией, Татьяна повернулась к зеркалу, причесалась, с яростью проводя зубьями щетки по длинным, спутавшимся волосам, и кажется, не чувствуя боли, когда щетка застревала. Александра задумчиво следила за ее порывистыми движениями.
– Скажи, а разве она знала, что ты находишься в Пинске? Ты говоришь, та девушка шла за тобой от самого музея?
– Влад знал, где я и зачем сюда приехала. Музей тут один, нетрудно сообразить, что если я там рисую, то должна оттуда выйти. А раз они вдруг помирились и он решил со мной расстаться – понятно, что она все из него вытянула. В знак примирения еще и не такое рассказывают…
И, горько усмехнувшись, Татьяна добавила, уже спокойно кладя щетку на подзеркальник:
– Болваны! Они думают, что их простят. Женщины никогда не прощают и ничего не забывают. Глупые мстят сразу, умные ждут подходящего момента… Ну, мы едем? Я готова.
– Я остаюсь, – сказала Александра, поднимаясь. – У меня тут еще есть дело.
– Как знаешь, – после краткой паузы сказала Татьяна, пристально глядя на подругу. – Только не говори мне, что ты остаешься, чтобы рисовать. Ты не за этим приехала.
– Верно, – легко согласилась Александра. – Мое дело другого рода. Но это – профессиональная тайна.
– Тебе надо было под каким-то предлогом попасть в музей, да? – сощурилась Татьяна. – Я сразу поняла.
– Ну, мы же коллеги… Ты и должна сразу понимать… – Александра сделала шаг к двери. – Только не жди откровений. Я никогда ни с кем не делюсь секретами клиента, даже с друзьями.
Татьяна медленно склонила голову. После паузы она проговорила, не глядя на подругу:
– А может, иногда нужно делиться. У меня есть ощущение, что ты ввязалась сейчас в опасное дело. Вот случись с тобой что – никто ведь и не узнает, кого искать, где.
– Интересно! – Александра пыталась говорить шутливым тоном, но липкий, безымянный ужас змейкой скользнул вдоль позвоночника, заставив ее содрогнуться. – Почему у тебя такое ощущение? Что ты такое особенное чувствуешь?
– Ничего… – помедлив, ответила та. – Просто у меня такое впечатление, что ты не говоришь со мной откровенно, а отделываешься. Сама в это время думаешь о другом. И глаза у тебя стали другие, ты будто смотришь сквозь меня и не видишь. Мне кажется… Только не возражай! – с внезапной горячностью воскликнула она. – Что ты сейчас живешь, как под гипнозом. Кто-то навязывает тебе свои мысли, и ты, всегда такая свободная, своевольная, покорно слушаешься. Вот о чем ты сейчас думаешь, когда я тебе все это говорю?
– Если я тебе отвечу, ты все равно не поймешь, – Александра, подойдя к двери, взялась за ручку. – О чем я думаю… Да какая разница?
Она думала о единороге.
Глава 8
О единороге, раненном, со стрелой в боку, и о единороге бегущем, озирающемся на преследователей, она думала все эти дни, не переставая. Думала она о нем и провожая подругу на вокзал, прощаясь, наблюдая за тем, как Татьяна нервно озирается, словно опасаясь увидеть на платформе преследовавшую ее девушку.
– Если ты увидишь ее – узнаешь? – спросила Александра, когда Татьяна в очередной раз пристально всмотрелась в чье-то лицо. Та сразу поняла.
– Узнаю, будь уверена. Хотя я видела ее мельком и особо не разглядывала. Среднего роста, блондинка, но не такая светлая, как я. Волосы до плеч. Лицо плохо рассмотрела, ничего особенного… Круглое лицо. Джинсы, синяя куртка.