Мастер оружейных дел

Во время драки в алхимической лаборатории, подробности которой не слишком-то интересовали магов, среди прочего пострадал тот самый нож, с которого все началось и который приносил мне на освидетельствование Тагренай. Однако жертву, очевидно, собирались приносить именно им, им же приносили предыдущие, и лично мне это объяснило причину неприязни клинка к Граю: если он активно «питался» кровью именно хаоситов, неудивительно, что «привык». А вот кого еще убивали этим ножом, было неясно, а исследователи не спешили выяснять. Не исключено, что эти мои слова ужастик просто им не передал. В любом случае изъеденный коррозией безнадежно испорченный нож все это время валялся на столе и никого не интересовал. Он сейчас казался жалким и вызывал у меня только сочувствие.

Некое подобие этого чувства вызывал и запертый в клетке сосед, Серый. В полном смысле пожалеть это существо я не могла, слишком много боли его сородичи принесли городу и лично мне, но… кажется, гуманней было бы его прикончить. Ученые не пытали и не так чтобы очень мучили тварь, но выглядела она жалкой и потерянной. Забившись в угол, прижав уши, периодически тихонько жалобно поскуливала на одной ноте и испуганно косилась в сторону ратуши, отделенной от нас полотнищем походного шатра.

Если верить словам магов, именно освобожденная от оков чужой воли сущность в ратуше столь угнетающе действовала на Серого, причем эмоции существа можно было толковать как аналог простого человеческого стыда. Исходя из этого, а также других обстоятельств, исследователи только подтвердили предположение о связи тварей с плато и обитателя ратуши. Более того, эта загадочная сущность явно имела определенную власть над Серыми, природа ее пока оставалась непонятной. То есть предположения имелись, но утверждать что-то наверняка маги не брались.

Большие надежды исследователи возлагали на найденные в лаборатории записи, зачарованные от внешних воздействий и потому почти не пострадавшие ни от времени, ни в результате погрома, а также не оставляли надежды разговорить сущность. Складывалось впечатление, что последняя просто не желает контактировать с людьми и снова чего-то ждет.

Моя связь с сущностью тоже подтвердилась, но о ее природе также никто не мог пока сказать ничего внятного, и снова все упиралось в записи и лабораторные журналы. Некоторые из них были очень старыми и, вероятно, лежали там с самого основания ратуши. Оставалось ждать результатов.

Рассказанная Таллием в ответ история не случившегося жертвоприношения Грая вызвала у меня массу эмоций, основной из которых было возмущение. И хоть северянин недовольно морщился в ответ на мои ругательства в адрес безалаберного ужастика, я видела, в глубине души он полностью разделяет это недовольство.

На площади, куда мы вскоре вышли, царила непонятная суета. Туда-сюда с шальным видом рысью пробегали законники, прямо на брусчатке лагерем встали несколько больших групп нищих — во всяком случае, ни на кого другого эти оборванные и ужасно худые обросшие люди не походили. Вокруг островками спокойствия возвышались Пограничные, пристально озирающиеся по сторонам. Было не похоже, что они охраняют или сторожат оборванцев; скорее, их позвали сюда для предотвращения возможных беспорядков.

— А это что такое? — тихо пробормотала я себе под нос, не столько ожидая ответа от своего спутника, сколько выражая общую растерянность.

Таллий неопределенно пожал плечами и уточнил:

— Куда тебе надо было идти?

— Вон к тому типу, длинный такой, в сером, — пояснила я на ходу.

Северянин кивнул, и в следующее мгновение мою ладонь перехватила его затянутая в перчатку рука, после чего мужчина потянул меня за собой, откровенно прикрывая от людей, более того, явно вознамерившись обойти площадь вокруг, а не срезать напрямик.

В первое мгновение я растерялась, потом возмутилась, но потом взяла себя в руки и, замедлив шаг, мягко и настойчиво потянула руку на себя.

— Таллий… — позвала, стараясь, чтобы голос прозвучал спокойно.

Мужчина не стал меня удерживать, напротив, без возражений разжал ладонь, на мгновение остановился, бросил на меня растерянный взгляд и, поморщившись, проговорил — не то нехотя, не то виновато:

— Извини, я машинально.

— Я так и подумала, — сказала примирительно. Ругаться с северянином сейчас не хотелось, да и ситуация того не стоила. Тем более что настаивать на своей правоте мужчина не стал, так что я решила не заострять и предпочла сменить тему: — А что случилось с твоими руками? Если это какой-то жутко неприличный вопрос, извини, я не хотела обидеть.