Мастер снов

Однако я хочу указать, что мы часто плохо представляем наши собственные ценности. Мы не можем действительно определить, что означает для нас та или иная вещь, пока не удалим ее из наших жизненных условий. Если ценный предмет перестает существовать, психическая энергия, связанная с ним, высвобождается. Мы ищем новые ценности, в которые вкладываем эту энергию — «ману», если угодно, или либидо, если предыдущий термин вас не устраивает. И нет такой вещи, исчезнувшей три, четыре, пять десятилетий назад, которая много значила сама по себе; и нет новой вещи, появившейся за это же время, которая много вредила бы тем, кто заменил ею утраченное, или тем, кто в какой-то степени управляет ею. Общество, однако, придумывает много новых вещей, и когда вещи меняются слишком быстро, то результат непредсказуем. Внимательное изучение душевных болезней часто вскрывает природу стрессов в обществе, где появились болезни. Если схемы тревоги указывают на особые группы и классы, значит по ним можно изучить какое-то общественное недовольство. Карл Юнг указывал, что когда сознание неоднократно разочаровывается в поиске ценностей, оно начинает искать в бессознательном; потерпев неудачу и в этом, оно пробивает себе путь в гипотетическую коллективную бессознательность. Юнг отметил в послевоенных исследованиях психологии бывших нацистов, что чем сильнее они хотят восстановить что-то из руин своей жизни, — если они пережили период классического иконоборчества и увидели, что их новые идеалы также опрокинуты, — тем больше они ищут в прошлом и втягиваются в коллективное бессознательное своего народа. Даже сны их были основаны на тевтонских мифах.

Это же, в менее драматической форме, происходит сегодня. Есть исторические периоды, когда групповая тенденция обратить сознание внутрь себя сильнее, чем в другие времена. Мы живем в период донкихотства в первоначальном значении этого слова. Это потому, что способность причинять вред в наше время — это возможность не знать, отгородиться, и это более не является исключительным свойством человеческих существ…

Его прервало жужжание. Он выключил записывающий аппарат и коснулся кнопки телефона.

— Чарльз Рендер слушает.

— Это Пол Гертер, — прошепелявил телефон, — директор Диллингской школы.

— Да?

Экран прояснился. Рендер увидел человека с высоким морщинистым лбом и близко посаженными глазами.

— Хочу еще раз извиниться за случившееся. Виною была неисправность в оборудования, ставшая причиной…

— Разве вы не в состоянии приобрести приличное оборудование? Плата у вас достаточно высока…

— Оно было новое. Заводской брак..

— Разве никто не следил за классом?

— Следил, но…

— Почему же он не проверил оборудование? Почему не оказался рядом, чтобы предупредить падение?

— Он был рядом, но не успел: все произошло слишком быстро. А проверять заводской брак не его дело. Я очень извиняюсь. Мне нравится ваш мальчик. Могу заверить вас, что ничего подобного больше не случится.

— В этом вы правы, но только потому, что завтра утром я возьму его и переведу в такую школу, где соблюдаются правила безопасности. — И легким движением пальца Рендер закончил разговор.

Через несколько минут он встал и подошел к шкафу, частично замаскированному книжной полкой. Он открыл его, достал дорогую шкатулку, содержавшую дешевенькое ожерелье и фотографию в рамке; на ней были изображены мужчина, похожий на Рендера, только моложе, и женщина с высоко зачесанными волосами и маленьким подбородком; между ними стояла улыбающаяся девочка с младенцем на руках. Как всегда, Рендер несколько секунд нежно смотрел на ожерелье, затем закрыл шкатулку и снова убрал — на многие месяцы.

"Бум! Бум!" — гремел турецкий барабан. "Чик-чик-чига-чик", — бутылочки.

Возникли цвета — красный, зеленый, синий и божественно-величественный желтый — вокруг удивительных металлических танцоров.

"Люди?" — вопрошала надпись на крыше.

"Роботы?" — непосредственно ниже.

"Зайдите и посмотрите сами!" — в самом низу, таинственно.

Так они и сделали

Рендер и Джил сидели за микроскопическим столиком, к счастью, поставленным у стены, под нарисованными углем карикатурами на неизвестных личностей. Среди субкультур четырнадцатимиллионного города было слишком много деятелей. Морща нос от удовольствия, Джил восторгалась самым колоритным зрелищем этой особой субкультуры, время от времени поднимая плечи к ушам, чтобы подчеркнуть молчаливый смех или слабый протест, потому что исполнители были слишком людьми — то, как черный робот брался рукой за предплечье серебряного робота, как они сходились и расходились…

Рендер делил свое внимание между Джил, танцорами и скверно выглядевшим пойлом, больше всего походившим на плохой коктейль с водорослями (словно в любой момент мог подняться Кракен, чтобы утащить на дно какой-нибудь беспомощный корабль).

— Чарли, я все-таки думаю, что это люди!

Рендер отвел взгляд от ее волос и прыгающих колец-сережек и осмотрел танцоров на площадке, которая была ниже места, где стоял столик.