Мастер страшного суда

- В пять часов дня, говорите вы? - продолжал он после седьмой рюмки. В пять часов дня я буду знать, с кем вы вчера говорили, в этом не приходится сомневаться, судя по тому, как обстоят дела.

- В самом деле? - воскликнул я с изумлением и недоверием. - Разве у вас есть какая-нибудь отправная точка? Откровенно говоря, я не могу себе представить, каким образом...

- Можете на меня положиться. Я знаю, что говорю,-пробормотал инженер и опрокинул восьмую рюмку, девятую и десятую; он, казалось, привык пить коньяк стаканами.

- Было бы, конечно, чрезвычайно важно узнать, кто эта дама, - сказал я. - Я думаю, нам придется расспросить кое о чем, прежде всего...

Он покачал головою.

- Я не думаю, что мы получим от нее какие-либо разъяснения, - сказал он и затем опять ушел в тупое молчание.

Прошло несколько минут. Мы молча сидели друг перед другом. В моей спальне Винцент, по своей привычке, вполголоса разговаривал сам с собою, по временам приостанавливался и насвистывал припев какой-то солдатской песни. Сквозь открытое окно глухо доносился уличный шум, от грохота катившегося мимо грузовика тихо дребезжали рюмки с коньяком и серебряный молочник... Я увидел на столе листок со вчерашними моими заметками и спрятал его.

Вдруг инженер встал. Несколько раз прошелся по комнате энергичными шагами. Перед моими чемоданами он остановился.

- Итак, это дело кончено, - сказал он совершенно другим тоном. Простите, что нарушил ваш сон. Это было совершенно излишне... Вы собираетесь уехать, как я вижу...

- Да, в Богемию. У меня есть маленькое поместье близ Хрудима... Не угодно ли еще рюмку коньяку?.. Мой поезд идет в семь часов вечера.

- Разрешите узнать, чем вызван ваш экстренный отъезд?

- Я еду охотиться на красного зверя.

- Вы думаете, дикие козы ваших лесов поведут себя очень несдержанно, если вы заставите себя ждать несколько дней?.. Шутки в сторону, барон, - не отложите ли вы свою поездку?

- Я, право, не понимаю, что должно меня от нее удержать.

- Не выходите сразу из себя, - сказал инженер и, подняв голову, посмотрел мне в лицо. - Позвольте мне разок поговорить с вами совершенно откровенно... Я был сегодня ночью в скаковом клубе... Я о вас беседовал с некоторыми вашими добрыми друзьями, вы были предметом довольно оживленных дебатов. Нет, вы не тот, каким показались мне вначале, не артист в душе, не эстет. Ваше имя упоминалось не иначе как в оригинальном тоне почтительной ненависти. Говорят, что при некоторых обстоятельствах вам доводилось обнаруживать известную, ну, скажем, широту взглядов в выборе средств. Кто-то назвал вас вчера великолепной бестией... Сидите, пожалуйста, спокойно! За что купил, за то и продаю, и никакого не имею намерения вас обидеть... Вы собираетесь уехать в свое имение стрелять диких коз. Ладно. Я понимаю. Но к чему это? В смерти Ойгена Бишофа вы не виновны, не можете быть виновны. Черт побери, если только половина того, что мне о вас рассказывали, правда, то я не понимаю, почему вы как раз в этом случае не бережете своей шкуры, почему вы покорно исполняете приказ моего друга Феликса...

- А я, господин инженер, не понимаю, какое это все... какое имеет отношение Феликс к моей маленькой экскурсии.

- Вы желаете в прятки со мной играть? - спросил инженер и посмотрел на меня серьезно и внимательно. - К чему? Не предавайтесь, пожалуйста, никаким иллюзиям: никто из ваших знакомых не преминет констатировать, что вы мастер стильных инсценировок, если даже в газетных сообщениях о несчастье, случившемся с вами на охоте, не будет особо подчеркнуто это ваше дарование.

Я несколько секунд соображал, прежде чем понял его мысль. Я встал, так как не имел охоты продолжать этот разговор. Инженер встал тоже. По блеску в его глазах, по пылавшим щекам, по размашистым движениям рук я видел, что алкоголь начинает на него действовать.

- Вмешиваться в чужие дела всегда невыгодно, - продолжал он возбужденным тоном. - Тем не менее я предлагаю вам отложить свой отъезд на два дня. Я не отрицаю, что вы находитесь в зависимом положении. Но что скажете вы, если я обещаю вам не позже чем в сорок восемь часов сообщить вам и Феликсу, кто был убийца Ойгена Бишофа!

Его слова не произвели на меня впечатления, я не отнесся к ним серьезно, я был уверен, что он расхвастался только под влиянием алкоголя. Его самоуверенный тон привел меня в раздражение, и я готовился дать ему резкий отпор. Но вдруг мне пришло на ум, что он, пожалуй, мог узнать какие-нибудь новые обстоятельства, какую-нибудь частность, ускользнувшую от моего внимания. Не знаю почему, но внезапно я проникся уверенностью, что он знает больше меня об этом деле. Мне показалось весьма вероятным, что он нашел в павильоне какие-то следы и сделал из них вывод относительно личности того незнакомого посетителя, которого он называл убийцей.

- Отпечатки пальцев? - спросил я. Он взглянул на меня с видом полного недоумения и не ответил.

- Не нашлись ли в павильоне отпечатки пальцев убийцы?

Он покачал головой.