– Ну что вы. Я нормальный мужик, просто не зашоренный человек и люблю эксперименты, – пояснил Дима. – Ведь что самое важное в акте любви? Это момент наивысшей близости с партнером, достижения наивысшего бесстыдства, когда уже нечего скрывать друг от друга, когда ты позволил партнеру даже то, что противоестественно – то есть интимный секс.
– А что это? – поинтересовалась Людочка.
– По моему мнению, интимный секс – это секс сзади, в анус. Это наивысшая форма близости. Мы доверяем партнеру самое запретное, самое потайное, самое срамное место – зад. Единственная часть тела, которую человек не может увидеть самостоятельно, – это спина и ягодицы. Дать их разглядывать, массировать и ласкать другому – это наивысший акт доверия к партнеру. Одновременно в этом акте мы позволяем своему любовнику разглядывать самое потайное в себе, показываем самое грязное место, оно становится желанным именно в силу срамоты и низости. С точки зрения здравого смысла это абсурд – засовывать детородный конец в чужой анус, через который экскременты выводятся из тела, но это и притягивает как магнит. Чем? Противоестественностью, – тут Дима прервался, наполнил пустой бокал вином, жадно отхлебнул и продолжил: – И в этом унижении одного перед другим – наивысшая сладость для обоих. Один получает удовольствие от того, что владеет любовником полностью, а другой – переступает некий порог, совершая противоестественные сексуальные действия. Если честно, девчонки, то женская плоть для меня в последнее время не очень привлекательна. Мне сейчас больше нравятся волосатые тугие мужские попы. В них можно с силой загнать елду, ощущая, как от напряжения и боли сжимается сфинклер и ягодицы партнера. Знаете, есть какой-то кайф – держать мужика за яйца и член. И поддрачивать ему, когда его же ебешь. Это настолько противоестественно и мерзко, что самому страшно становится. Ты объявляешь себя через этот поступок богохульником, преступаешь естественный порядок вещей, установленный еще, наверное, богом – или, как теперь говорят, матерью-природой. Когда я кончаю в мужскую попу, чувствую – не побоюсь этого слова, – что я богоборец, что я восстаю против закона, и от этого получаю дополнительное удовольствие. Я веду себя в этот момент, как зверь, и становлюсь зверем, пусть и на время. А только тот, кто бывает зверем, избавляется от боли быть человеком. Вот так!
– Обалдеть, – возмущенно выдохнула Вика и с искренним недоумением посмотрела на Людочку, ожидая поддержки с ее стороны. – Неужели ебать мужика интересней, чем женщину?
– Честнее, – пояснил Дима.
– Это как?
– Ну, к примеру, как определить, когда женщина кончает? Только по косвенным признакам и по ее словам. А когда я держу мужика за конец и чувствую, что из него фонтанирует сперма, я сам тоже… то нет нужды спрашивать, кончил ли он. Природу не обманешь.
– И что, женщины вас вообще не интересуют?
– Вовсе нет, горлинки мои. Я вижу, что напугал вас, но я не гомик. Просто люблю эксперименты. Этому меня научили в Академии алхимии Александра Асадова. Слышали о такой? Ну да ладно, проехали. В экспериментах я реализую свое право быть зверем, отказавшись от всего человеческого.
– Зачем? – искренне удивилась Людочка.
– Быть человеком так обременительно, девчонки, так затратно. Понимаете, я художник, мне надо где-то черпать энергию для создания арт-объектов. Ну не из души же ее брать, тем более что в бога я не верю. Значит, остается только один источник – тело. А тело – это зверь, ведь мы, по сути, ничем не отличаемся от обезьян. Разве что привычкой мыться и чистить зубы, да и то не все.
– Это точно, – согласилась Вика и, двусмысленно хихикнув, потянулась за сигаретой. Дима помог ей прикурить и продолжил:
– Как большинство были обезьянами, так и остаются. Какой самец у павианов самый крутой? У кого жопа красней и клыки длинней. А у людей важно, у кого прикид модней и связей больше, или денег. И цель у самцов павианов и у нас, мужиков, всегда одна – выебать первыми понравившихся нам самок, а заодно и самцов в своем стаде, чтобы знали, кто здесь главный. Мне вообще иногда кажется, что вся наша жизнь – это гадкий анекдот, рассказанный богом дьяволу в перерыве между заседаниями Страшного суда, где один за прокурора, а другой за адвоката.
– Так вы что, ни в бога, ни в дьявола не верите? – удивилась Людочка.
– А вы верите, что ли? – вопросом на вопрос ответил Дима и горько усмехнулся.
– Я – да, – призналась Людочка.
– А я нет, – ответила Вика, – по-моему, всё это словоблудие для слабаков.
– Точно, – подтвердил Дима и, наполнив пустые бокалы девушек вином, предложил: – Давайте лучше выпьем на брудершафт, а то мы всё выкаем да выкаем. Я думаю, нам вполне пора перейти на «ты».
– Я за, – тут же согласилась Вика.
– Ну, давайте, – вынужденно произнесла Людочка, подумав: «Ох, неспроста этот Дима нам лапшу на уши вешает. Вот бы понять, к чему он клонит».
Они дружно чокнулись бокалами, а затем по очереди Дима с каждой выпил вина и поцеловался в губы.