Мастер теней

– Ну что, теперь на «ты», – хитро улыбнулся он и щелкнул пальцами. – Давайте теперь как друзья обсудим дальнейшие планы на вечер. Предлагаю допить вино, доесть десерт, если хотите, закажем еще чаю или кофе, чтобы взбодриться, и двинемся ко мне на вечеринку. Точнее, так: сначала в мастерскую к моему другу Славе Цапле, он художник-авангардист, а потом ко мне, на вечеринку в честь полнолуния. Ну так как, согласны?

– А кто там еще будет? – поинтересовалась Людочка, лихорадочно прикидывая в уме, чем ей это всё может грозить и какие могут быть последствия этого мероприятия.

– Да, кто помимо нас приглашен? – вслед за Людочкой спросила Вика.

– Я бы соврал, сказав, что только вы. На самом деле народу будет до хуя. И все – сплошной бомонд, элита города: режиссеры, актеры, бизнесмены, писатели, поэты. В общем, повеселимся. Заодно увидите современное искусство на халяву, даже, может быть, станете частью моей художественной акции, которая сегодня планируется. Если, конечно, захотите. Идем?

– Я – за! – охотно согласилась Вика и, захлопав в ладоши, дурашливо затрясла головой, как маленькая капризная девочка. – Хочу-хочу-хочу!

– А ты, – пристально взглянув на Людочку, поинтересовался Дима, – пойдешь на вечеринку или оставишь подругу одну?

– Ну вот еще, – искренне возмутилась Людочка, – что я, рожей не вышла? Конечно, пойду.

«Будет потом о чем с Викой посплетничать, чай, не каждый день вечеринки в честь новолуния устраиваются», – подумала она.

11

Вход в мастерскую Славы Цапли находился прямо на улице – на первом этаже того же дома, где жил художник Дима. Под дверью виднелась полустертая надпись «ART SKLIF», а к само́й двери зачем-то приколотили перевернутую пятиконечную красную звезду с ярко-желтыми серпом и молотом посередине.

Дима подвел Вику и Людочку к двери и три раза нажал на кнопку звонка.

– Вечеринка будет здесь? – поинтересовалась Вика, с недоумением разглядывая советскую символику на двери. – Он что, фанат Красной армии?

– Нет, ну что вы. Просто артист с большой буквы «а», – снисходительно пояснил своим спутницам Дима. – Он работает со стереотипами советского прошлого, наполняя их другим содержанием. Всё на продажу за рубеж. Made in Russia, hand-made.

– Это что значит? Переведи, – потребовала Вика. – Не выебывайся, говори по-человечески.

– Сделано в России, ручная работа.

– А, поняла. Это типа когда к шмоткам лейбы пришивают и под фирму косят, – догадалась Вика.

– Ну, в общем, да. Русское говно в фирменной западной обертке, – согласился Дима. – Но вы, голубушки, ему ничего такого не говорите, а то обидится. Образчик его искусства прямо перед нами на двери – перевернутый знак советской звезды. Что этот символ сейчас означает?

– Красную звезду, – уверенно произнесла Людочка.

– Да нет. Это значит, что советская власть молотком всегда била по голове, а затем серпом секла по яйцам любого, кто не согласен с ней. А чтобы советский человек об этим никогда не забывал, она всюду демонстрировала ему эти атрибуты наказания, чтобы он знал, что его ждет за любую провинность.

– Разве? Это же символы рабочих и крестьян, от имени которых правили коммуняки, – удивилась Людочка.

– Может, когда-то так оно и было, но сейчас это значит именно то, что я вам сказал, – заверил Дима. – Это и есть чистый постмодернизм – сохраняя форму, наполнять ее абсолютно другим содержанием. По-научному это называется переносом смыслов.

Наконец дверь открылась, обдав входящих клубами табачного дыма и звуками музыки группы U2. Хозяин мастерской, мускулистый наголо бритый бородач радушно улыбнулся гостям, обнялся с Димой, помог девушкам снять шубки, положил их в углу прихожей поверх целой груды верхней одежды, а букеты сунул под стол.

– Людей много – а вешалка только одна, – смущенно улыбнулся бородач и пожал плечами, – но вы не беспокойтесь, у нас не как в театре, из гардероба вещи не пропадают.

Дима без лишних церемоний надел свою куртку на гипсовую статую безымянного атлета, стоявшего у стола с одеждой, засунув собачий треух в рукав, после чего, взяв девушек за руки, ввел их вслед за хозяином мастерской в большой двухсветный зал с антресолью, весь забитый народом.

Внутри был полумрак, светили только редкие софиты под потолком и экраны многочисленных телевизоров вдоль стен. Музыка звучала настолько громко, что с трудом можно было разобрать слова стоящего рядом.