Мастер теней

Публика в зале в основном делилась на два сорта: богатые дураки, которые мучились от праздности и убивали свободное время всеми возможными способами, и деляги от искусства, которые пытались заработать на праздной публике. Случайные персонажи, волею судеб оказавшиеся здесь, как Вика или Людочка, выглядели белыми воронами в стае галок и с недоумением озирались по сторонам. Увиденное заставляло задуматься, здоровы ли психически люди, что производят и потребляют такое искусство. На экранах телевизоров мелькали садомазохистские сценки, главным действующим героем в которых выступал хозяин мастерской. В одной он, абсолютно голый, в собачьем ошейнике бегал по улице на четвереньках и лаял. В другой, снова голый, но с огромным клювом на голове, бился о стеклянную стену, пытаясь ее разбить. В третьей, опять голый, с гребнем из перьев на макушке, забирался на деревянный столб и мочился на землю. То он насиловал двух маленьких семилетних девочек, сидя с ними в большой клетке, то голышом бегал по комнате с топором и рубил иконы, развешанные по стенам…

– Это что, видеосалон какой-то? – прокричала Вика Диме прямо в ухо.

– Нет, это называется видеоарт, – пояснил он, с трудом перекрывая голосом музыкальный фон, – очень модная вещь. Теперь искусством считается только то, что модно. А что модно – решают арт-критики.

– А почему не сами зрители? – проорала Людочка.

– Это прошлый век, – ответил он и удивленно пожал плечами. – Теперь искусство – предмет продажи. Неважно, нравится оно кому-то или нет, главное только одно: сколько оно стоит, его рыночная цена. Это и определяют арт-критики, они же зарабатывают вместе с галерейщиками на новом искусстве.

– А кто это такие – галерейщики? Что-то типа галантерейщиков? – уточнила Вика.

– Ага, – хохотнул Дима, – верно ты подметила. Только апломба у них больше.

– А кто такие эти арт-критики? Как ими становятся? – не отставала от художника Людочка. – И почему только они решают, что искусство, а что нет? Кто дал им такое право?

– Да никто. Они сами его присвоили, – терпеливо объяснял Дима, пока они трое медленно шли по кругу, рассматривая видеоэкспонаты. – Просто при совке вся критика была партийной и определялась только тем, насколько похоже художник пишет партийных деятелей или, там, жанровые сценки из жизни рабочих и крестьян. Если яблоко нарисовано как яблоко, а стол как стол – картина считалась хорошей и провозглашалась настоящим искусством. А все неаутентичные изображения яблок и столов, непохожие на реальные, считались плохими, клеймились как всяческие «измы» и проявления неблагонадежности.

– А что такое аутентичные? – капризно дернула Диму за рукав Вика. – Говори ясно, я половину из того, что ты сейчас сказал, ни хуя не поняла!

– Подлинные. Соответствующие подлинному, – проорал ей на ухо Дима. – Короче говоря, художниками тогда считали только тех, кто умел хорошо рисовать и работал на государство, тупо изображая то, что разрешено, и при этом не выебывался. Ну или выебывался, но только чуть-чуть, самую малость, чтобы немного отличаться от других. Когда же совок развалился, выяснилось, что искусство, которое создавали для народа, этому народу нахуй не нужно. А нужна ему только колбаса по два двадцать, водка и видики с порнофильмами. Порнуху народ охотно покупает – а картины нет. Все художники сразу оказались никому не нужны. Пришлось решать, как теперь жить дальше. Одни пошли на Арбат, на улицу и начали рисовать для простонародья, расписывать матрешки и заниматься прочей низкобюджетной хуйней. А другие, кто хотел славы и денег и был поумнее, решили продаться на Запад. Вот тут-то и начала создаваться идеология нового постсоветского арт-рывка, и только критики и галеристы стали решать, что такое искусство. Дело в том, что на Западе уже полвека художниками считают только тех, кто создает коммерчески успешные арт-проекты. Понимаете? Не картины, не скульптуры или что-то еще из традиционного перечня жанров, а именно проекты. А проектом может быть всё, что угодно, от простой кучи говна на полу до покраски Великой китайской стены в розовый цвет.

– А критики здесь при чем? – удивилась Людочка.

– Девчонки! Ну как вы не можете понять! – опешил Дима. – Если все создают то, что объективно не считается искусством, не соответствует привычным представлениям о нем, нужно, чтобы специальные люди объясняли другим, что это такое.

– Объяснять, что говно – это говно? – уточнила Людочка.

– Совсем нет, наоборот. Что говно – это теперь золото, просто отличное вложение капитала, – поправил ее Дима. – Ведь за что боролись все художники на Западе?

– За что? – повторила его вопрос Вика.