Она продолжила - о чем-то постороннем, отвлекая фрейлин от неприличного зрелища. Но все внимание девиц сосредоточилось на "коте" - и Стриж играл вдохновенно, словно от игры зависела его жизнь. На самого важного зрителя он не смотрел, достаточно было одного ритма её дыхания и шелеста платья, чтобы знать - злится.
- Мррр? - повторил требование Стриж, потянулся и уселся удобнее, но так, чтобы девицы его видели.
- А что он ест, Ваше Высочество? - спросила пастушка дрожащим голоском.
- Пирожные, дорогая Виола, - тоном невинным, как утренняя роса, ответила Шуалейда. - Разве другие твои коты не едят пирожных?
Виола - дивно неподходящее имя для пастушки - что-то промямлила в ответ, кто-то из фрейлин вмешался в разговор с историей о своей кошке. Снова серебро зазвенело о фарфор. Внимание публики начало рассеиваться, злость Шуалейды утихать. А вот обойдетесь, Ваше Высочество! Хотели кота - получите кота.
Стриж фыркнул и дерну Виолу за юбку. Та вздрогнула, на миленьком личике отразился стыд.
- Ой, простите, шер Тигренок, - шепнула она. - Не желаете ли безе?
Она протянула ему тарелку. Стриж скептически оглядел предложенное, тронул пальцем, фыркнул, отряхнул руку и уставился на Виолу. Та вернула пирожные на стол, схватила с ближнего блюда тарталетку с чем-то мясным и подала ему.
- Может быть, паштет? - краска залила не только щеки, но и пышное декольте. - Скушайте тарталетку, шер Тигренок.
Высказав одобрительное "Мрррр!", Стриж перехватил её руку и аккуратно взял губами с ладони подношение. Девица опять вздрогнула, но не успела отдернуться - Стриж её уже отпустил и снова смотрел выжидательно.
Позади сердито зашуршали юбки, фрейлины позабыли про сласти и беседы. Балаган имел успех, а Виола вполне поддавалась дрессировке: к шестой тарталетке, скормленной "коту" с руки, она престала вздрагивать и лишь растерянно хлопала глазами. Вот только Шуалейда реагировала слишком спокойно, вела с фрейлинами беседы на отвлеченные темы - и развлечение теряло вкус. Пора добавить!
Седьмую тарталетку Стриж уронил на себя, брезгливо фыркнул и, содрав испачканную рубаху, отшвырнул за спину - прямиком в Шуалейду. Мгновение потрясенного молчания за столом вполне заменило аплодисменты, от просверлившего спину взгляда потеплело внутри, но ни окрика, ни шипения, ни пощечины от колдуньи он не дождался. Лишь очередного тяжкого вздоха:
- А был такой милый котенок. Таис, ты так и не рассказала, как дела у твоего дядюшки!
- Мыррр!
Стриж плавным движением переместился ближе к Виоле и, пока она не успела сообразить, что пора спасаться, ткнулся головой ей в бок: именно так кот мамы Фаины требовал ласки. Робкая рука коснулась его волос, слегка погладила и сбежала. Стриж не отставал - обнял её колени, урчал, терся уже не только головой.
- Что он делает? - потрясенно выдохнула ближняя к Виоле девица.
- Дорогая шера Свандер, вы определенно понравились Тигренку! - хихикнула другая.
Хихиканье подхватила третья - и, когда бедняжка Виола готова была упасть в обморок от стыда и смущения, раздался жесткий голос Шуалейды:
- Тигренок.
Стриж резко обернулся, оттолкнув пастушку, и уставился на колдунью. Всего мгновение он видел её ярость - алые, словно покусанные, губы Шуалейды сжимались, сиреневые глаза полыхали - показалось, глянул в зеркало. Но миг нечаянной откровенности промелькнул, а Её Высочество, насмешливо оглядев его, приказала:
- Сыграй для нас.
Воздух вокруг Стрижа замерз до стеклянной хрупкости. Не шевелиться, не думать... не показать ей - что именно этого он и ждал: чтобы она поставила менестреля на место.
Шуалейда сделала замысловатый жест кистью и отвернулась к соседке слева с очередным вопросом, уже не глядя, как Черная Шера послушно летит с дивана, где Стриж оставил её вчера, и зависает в воздухе. Он осторожно взял гитару, ту, что откроет ему путь к сердцу колдуньи. Она сама принесла ее, Черную Шеру, свою судьбу. И плевать, что он ткач, а не золотой Бард, в Черной Шере хватит магии, чтобы сделать с любой женщиной все что угодно.
Сглотнув вязкий ком в горле и стараясь не расплескать попусту утреннюю боль, Стриж коснулся струн. Первый звук показался жалобным и резким, как скрип похоронной телеги - а в следующем он растворился целиком. Черная Шера запела. Для неё, для Шуалейды.
Шуалейда
Черная Шера пела. Пела штормом в парусах, кричала чайкой, запутавшейся в снасти, плакала брошенным младенцем. Звуки сдавливали горло, мешали дышать. Как ошейник.
"Ширхаб подери этого Тигренка, что он делает?"
"То, что ты хотела, - отозвался здравый смысл. - Радуйся, все получилось!"
Шу сморгнула повисший перед глазами туман вместе с миражами: сраженный копьем золотой дракон умирает у ног равнодушной девы; попавший в капкан волк отгрызает себе лапу; птица со сломанным крылом падает с утеса в море... Образы свивались из нитей мелодии, опутывали паутиной морока всех, кто слышал гитарные переборы.
Тигренок играл, склонив голову к гитаре, словно к любимой, не видя и не слыша ничего вокруг. Струны казались продолжением его рук, его голосом - и струны плакали.
Боль. Отчаяние. Ожидание смерти. Тоска.