Мастер войны

Итак, в первый раз Карл вызвал рефлеты. Случайно или все-таки нет – боги ведают как – но что случилось, то случилось. Рефлеты он вызвал, но мог ли он с такой же легкостью вызывать живых, обладающих свободой воли людей, Карл пока не знал. Возможно, но необязательно, вот в чем дело. И все-таки интуиция подсказывала: мог и сделал, позвал, и они пришли. Вот только зачем он их позвал?

Карл попытался сосредоточиться на этой мысли, но думать – тем более, думать быстро, то есть так, как привык, – было пока сложно. Изнурительный это труд – ворочать неподъемные глыбы смыслов, однако и сдаваться было тоже не в его натуре.

«Место это особенное, – напомнил он себе, преодолевая апатию и немощь. – И магия его такого сорта, что ожидать от нее можно все, что угодно».

Впрочем, догадку, мелькнувшую у него перед самым приходом женщин, было легко проверить.

«Тет – два, а капет – пять… А думал я, подходя к Зеркалу Ночи об Алмазной Мотте, вот в чем дело».

– Место это особенное, – сказал он вслух, ощутив вдруг, как мучительно пересохли гортань и язык. – И со временем здесь происходят очень странные вещи…

Преодолевая слабость, Карл отстегнул от пояса флягу, вынул пробку, стараясь не показать женщинам, как дрожат руки, и на несколько долгих секунд приник к горлышку. Вино, терпкое, чуть сладковатое, неразбавленное вино с южного берега, из запасов бана и банессы Трир, освежило и придало сил.

– Мотта, – сказал Карл, когда оторвался наконец от почти опустевшей полулитровой фляги. – Я думаю, дорога привела нас в Мотту.

И в тот момент, когда дрогнул воздух, потревоженный силой его голоса, Карл достоверно узнал, что не ошибся. Это действительно была Мотта, но ничего, кроме подтверждения этой созревшей уже в его душе догадки, зал ему про себя не «рассказал». Подтвердил и все.

– Или это сама Мотта призвала нас. Возможно, и так.

– Мотта, – повторила за Карлом Дебора. – Ты?..

В голосе ее звучала растерянность, граничащая с испугом. И неспроста, потому что, если Карл не ошибся и они, и впрямь, находятся в Алмазной Мотте, то чудо это такого рода, что трудно сразу решить, ликовать ли по этому поводу, или горевать. Но дело, судя по всему, сделано, оставалось только дождаться еще одного – последнего – подтверждения.

– Мотта, – повторила за ним Дебора.

– Мотта? – переспросила Валерия и, как будто в поисках помощи и защиты, оглянулась на дверь, через которую вошла в этот зал вместе с Деборой всего лишь минуту назад.

«Минута или две, какая разница, если они все равно сейчас встретятся. Здесь или там, но они не разминутся».

– Думаю, он уже к нам идет, – сказал Карл и полез в карман за трубкой.

3

Ну что ж, вычурная магия Мотты и древняя магия чисел не обманули его ожиданий. И художественное чувство не подвело. И узы, связавшие его со всеми этими людьми, точно так же, как и многих из них между собой, выдержали проверку перед ликом Неведомого. Все это так, и, однако, ни о чем подобном Карл даже не подумал, видя, как вновь – уже в третий раз за эту ночь – открываются так долго остававшиеся запертыми двери, чтобы пропустить в зал Врат еще пятерых неслучайных здесь и сейчас людей. Думал Карл в этот момент совсем о другом.

«Это будет длинная ночь», – решил он, глядя на входящего из «света дня во мрак ночи» Конрада Трира. И в мысли этой смешались усталость и восхищение, и понимание огромности чуда, свидетелем которого ему посчастливилось стать, и готовность не упустить этот единственный в своем роде шанс, чего бы это ни стоило, что бы ни ожидало его затем, за замкнутыми «неснимаемой» печатью Задона Вратами Последней Надежды.

«Это будет длинная ночь…»

За Конрадом, державшим в левой руке ярко пылавший факел, а в правой – обнаженный меч, шли, взявшись за руки, Виктория и Анна. Обе колдуньи были бледны и едва ли не напуганы, но головы, тем не менее, держали гордо поднятыми, и глаза их были устремлены в неизвестность. При виде женщин Карл вновь испытал мгновенный приступ ужаса, вспомнив то, что желал бы забыть, но обречен теперь нести в своей душе до последнего дарованного ему судьбой шага, последнего вздоха, последнего удара сердца. Да и нельзя ему было об этом забывать. Никак нельзя.

Искаженное ненавистью лицо Садовницы, задранные юбки дочери Кузнецов, и ее убитый магией прямо в горле крик, когда Карл силой разрушал прежние узы, чтобы кровью и насилием создать новые…