Мастер войны

Подсказка оказалась к месту, и он наконец вспомнил. Как-то раз ему пришлось проходить через те места, но случилось это очень давно, и место, насколько он мог припомнить, ничем особенным не отличалось. Скалистые холмы, кое-где поросшие лесом, вересковые пустоши, сиреневые на зеленом фоне, жалкие деревеньки с хижинами, сложенными из светлого камня… Воспоминание было смутным и ничего определенного не говорило ни уму, ни сердцу.

«Майские холмы…»

– Когда-то там стоял город Майен, – тихо сказала Дебора. – Старый город. Когда он был разрушен, уцелевшие жители ушли на юг и построили Новый Город, а кавалер де Майен был, вероятно, одним из моих предков по отцовской линии.

«Предком Стефании был Ульмо Геррид, предком Деборы – Виктор де Майен, и что с того?» – Карл не хотел сейчас возвращаться в мир тайн и случайностей, но не отметить еще одно совпадение, просто не мог.

«Всему свое время, – решил он. – И у каждого человека свои предки, но чем длиннее род, тем их больше».

Последняя мысль заставила его припомнить кое-что из истории собственной жизни, но только затем, чтобы Карл покачал мысленно головой, представляя, как вытянется кое у кого физиономия, когда карты будут сброшены. Однако дело это без затруднений могло быть пока отложено.

«Не сейчас, – решил он, лелея в сердце тепло, которое не смогла прогнать даже тревога Деборы. – Столько лет жил в неведении, поживет и еще чуть-чуть».

– Все будет хорошо, – сказал он вслух, и, хотя нарисованная его воображением картина уже исчезла, в сердце вернулся утраченный было уверенный покой, а улыбка, которую он адресовал Деборе, полна была настоящей, а не нарисованной любви. – К концу этой ночи ты станешь великой господаркой Нового Города и моей женой.

Дебора нахмурилась, пытаясь осмыслить произнесенные Карлом слова, но сила любви и счастья, которые она непременно должна была увидеть в его глазах, была такова, что противостоять им Дебора никак не могла. Морщинки, возникшие на ее лбу, разгладились, взгляд прояснился, и вот уже улыбка, сияющая улыбка Деборы, появилась на ее великолепных губах.

– Я не знаю, как это возможно, – сказала она, и от музыки ее голоса у Карла привычно захватило дух. – Но я тебе верю. Значит… – сказала она еще через мгновение, буквально лучась счастьем, вытеснившим тревогу и печаль. – Значит, наш старший сын не будет бастардом. Ты не солгал.

Часть II Перекресток

Глава первая Зимний ужин

1

Давным-давно, в далекой стране – в Майенской земле…

Впервые он услышал эту песню еще мальчиком. Сколько тогда ему было лет? Вероятно, пять или шесть. Случилось это зимой, и, хотя снег в Линде выпадал редко и таял быстро, было очень холодно. Да, скорее всего, речь могла идти о декабре или январе, потому что с неделю уже порывами дул изматывающий душу и «пьющий жизнь» егер – беспощадный северный ветер, несущий на своих плечах ледяную влагу жестоких штормов. Но зимний пронизывающий до костей холод остался там, на выстуженных егером узких и скользких от наледи улицах Линда, а в доме Ругеров, в общей комнате с плотно закрытыми деревянными ставнями окнами и жарко пылавшим очагом, было почти тепло.

«Тепло?»

Возможно, что и не совсем так, как хотелось – Карл помнил, сколько на нем было всякой одежды – однако здесь, около очага, было гораздо лучше, чем там, за толстыми каменными стенами старого дома Ругеров.

Был вечер. Магда, его приемная мать, сварила густую и жирную – на копченых свиных ребрах – гороховую похлебку, аппетитный запах которой Карл вспомнил сейчас так, как если бы с тех пор и не прошло почти полное столетие.

Запах похлебки и белое облачко пара (все-таки в комнате было не слишком жарко!), поднявшееся над большим чугунком, когда мачеха сняла с него крышку, и шевелящиеся в предвкушении горячего супа ноздри Карлы[18]… И Петр[19], нарезающий большими ломтями темный хлеб утренней выпечки…