Мастера и шедевры. Том 2

Пектораль… Я вслушиваюсь, вглядываюсь в это чудо пластики… Летит высоко в небе птица. Что-то напевает веселый скиф. Сосет вымя матери теленок. Ржет молодая кобылица, кормит жеребенка. Доит корову скиф. Спит коза… И снова летит птица.

Поток жизни… Будни, пахнущие полынным горьким ветром, кострами, молоком, потом.

Пектораль — незамкнутый круг.

На миг остановился бег бытия… И снова вьются цветы, щебечут птицы, стрекочут кузнечики…

Двое скифов. О чем они так увлеченно беседуют?

Рядом битва коней с грифонами. Они раздирают своими страшными когтями нежную плоть. Горячую, живую. Не символизирует ли это битву скифов с врагами?..

Рядом пантера и лев убивают дикого кабана.

Художник дает полный простор зрителю.

Думай. Обобщай…

Искусство Древней Греции внесло свою красоту в первозданный мир скифов, и от этого соединения античной мудрости с буйной и простодушной фантазией детей степи родилось нечто небывалое, оригинальное, художественное…

Казалось, в этой золотой пекторали использован привычный декор античности, но какой новый аромат, какую новую окраску лиричности обретают эти заученные завитки и орнаменты под талантливой рукой мастера!

Как странны и в то же время чудесны неожиданные сочетания совершенно полярных сюжетов в рамках одной композиции. Этот контраст мирного жанра со страшной картиной кровавых схваток возможен лишь в творчестве новом, своеобычном. И, безусловно, сложность сплетения фигур, их ракурсы говорят о высочайшем уровне мастерства.

Греческая античность…

Ее влияние на детей степей было довольно сильно.

Но скифы строго охраняли свой образ жизни.

Они покупали греческие изделия и заказывали художникам, мастерам многие предметы домашнего обихода.

Украшали оружие и боевые доспехи.

Но скифы жестоко наказывали своих людей, изменивших обычаям и законам. Так они сохраняли самобытность и цельность своего народа.

Греки и скифы…

Скифы, греки и славяне?

Являются ли скифы нашими предками? На этот вопрос ответить крайне сложно.

Такой большой поэт, как Блок, мог утвердительно сказать:

«Да, скифы — мы!»

Но это не аксиома. Это всего лишь поэтический домысел.

Но что достоверно — скифы жили на нашей земле, они оставили нам любовь к песням, к быстрой езде, к тому размаху, который поражает в русском характере.

Умение выжидать, упорство в достижении цели, веселость нрава, храбрость…

Где-то мы стоим на пороге истины.

Но фундаментальная наука должна иметь достойные доказательства.

Многое уже сделано, но многое еще надо совершить.

Такова правда.

Существуют фантастические догадки о том, что герой греческих мифов Ахиллес — славянин. Но оставим споры об этом специалистам-историкам, как ни заманчиво сказать «да!».

Витрины… витрины…

Бронзовый переносный потемневший котел. Бронзовые тяжелые наконечники стрел, похожие на ультрасовременные формы супер реактивных самолетов или ракет…

Войлочные ковры, чепраки, крытые тканью, — все эти предметы показывают нам походный быт кочевников, связанный с постоянным движением.

Мир и война жили бок о бок в судьбе скифов.

Они не искали битв, но само время требовало защиты от набегов воинственных соседних племен, не давало ни минуты покоя…

В витрине — маленькие золотые украшения-бляшки.

Петру Первому преподнесли в подарок золотую бляшку — первую из найденных в земле Тобольской губернии.

Царь немедля повелел создать «сибирскую коллекцию» и собрать ее в Кунсткамере.

Так, по существу, было положено начало нашей отечественной археологии.

На черном бархате лежит золотая пантера.

Древняя ночь блестит в ее черном зрачке.

Зверь поджал могучие лапы.

Напрягся, как. пружина, тяжелый хвост бьет по крутым бокам хищника.

Амфора. Деталь.

Страшен оскал клыков.

Еще миг — и с диким рычанием пантера прыгнет и разорвет жертву…

Но что это? На гладкой поверхности золотой лопатки зверя темная ямка. Глубокая вмятина, как кратер лунного метеорита… В одно мгновение словно упала пелена веков, и я услышал пение стрелы, летящей из огненной гущи битвы.

До меня долетел острый визжащий звук удара металла о металл.

Но стрела упала, не пронзив щита, на котором когда-то возлежала могучая пантера, и воин-скиф был спасен… Такова строка ненаписанной истории…

Пантера перед прыжком — образ, любимый скифами. Они видели в этом изображении что-то близкое своей судьбе — судьбе кочевника, вечно напряженного, ждущего в любой миг опасности, а может, и гибели, и готового к отпору, к битве. Скифам было не занимать храбрости.

… Может быть, олень, этот гордый круторогий зверь, собрав в клубок свои могучие мышцы, прижав к спине рога, летит в прыжке, спасаясь от пантеры… Я не знаю. Хотя возможно, что оленя сейчас догонит стрела охотника и он падет, взрывая землю… Все это было давно.

Но одно ясно сегодня. Ни одно фото, ни одна кинокамера не может дать такой символики стремительности, полета, ужаса смерти, заложенного в широко раскрытых глазах, состояния страшной опасности, битвы за жизнь.

С какой первобытной силой изваян этот олень!

Он как бы стал уже художественным знаком покоренной беды или преодоленной гибели.

Это мог создать только большой художник.