Мастеровой-3. Революция

— Товарищи! — вещал Бронштейн. — На современном этапе развития империализма мы замечаем тенденции, о которых не мог знать наш учитель Карл Маркс, предрекая пролетарскую революцию значительно позже буржуазной, охватывающую одновременно многие империалистические государства. Очевидно, что предпосылки революции созревают неравномерно в разных странах. Вопреки нашим довоенным ожиданиям, слабым звеном европейского империализма оказалась не Российская империя, а кайзеровская Германия. Судя по поступающим из Гамбурга сведениям, социалисты, к сожалению, не играют главенствующей роли в рабочих группах. Гораздо сильнее влияние профсоюзных мелкобуржуазных лидеров. В таких условиях революция принесет плоды только буржуазии, разрушив монархическую власть и вносимые ей ограничения свободного рынка. Далее активность снизится: так называемые демократические партии изберут нового главу государства, подпишут мир с Францией ценой территориальных потерь. Положение пролетариата несколько улучшится, люди вернутся к семьям и к заводским станкам. Такое не должно случиться, товарищи! Пусть революция наступает перманентно, и из буржуазной перерастает в пролетарскую. Взяв власть в свои руки, германский пролетариат даст мощный толчок мировому рабочему движению — в России, Австрии, Франции, Англии, Североамериканских Соединенных Штатах. Освобождение трудящихся нашей Родины от ига эксплуататоров наступит благодаря германскому примеру!

Далее Бронштейн предлагал все имеющиеся финансовые активы и организационные силы бросить на поддержание германского революционного движения, действуя в связке с левым коммунистическим крылом Социал-демократической партии Германии. Для этого максимально использовать недовольство пролетариата обнищанием в ходе войны и массовой мобилизацией рабочих в рейхсвер. Его, Бронштейна, газета «Правда», издаваемая в Вене, агитирует именно германский рабочий класс и печатается на немецком языке. Если работать, не покладая рук, восстание в Гамбурге перекинется на другие промышленные центры страны, вылившись во всегерманскую революцию, в результате которой победит диктатура пролетариата. Победивший пролетариат Германии, экспроприировав капиталистов, организует у себя социалистическое производство, а потом встанет против остального капиталистического мира.

Выступавший сорвал аплодисменты, но очень жидкие — только от сторонников.

Ему на смену вышел человечек, чрезвычайно знакомый Другу по множеству скульптур и портретов в прежней жизни. Пока говорил Бронштейн, господин Ульянов сидел неподвижно, вскинув острую бородку, выражая лицом крайнее неодобрение.

Был он мелок и на порядок менее харизматичен, чем предшествующий оратор. Голос тише, выговор картавый. Тем не менее, мысли излагал четко и складно, для способных мыслить хладнокровно — доходчиво и убедительно.

— Товагищи! Мнение об отсталости России и неготовности ее к геволюции есть вгедное и агхиошибочное заблуждение.

Он доказывал: Россия гораздо слабее из-за отставания в индустриализации и потому перспективнее для коммунистического движения. Даже после окончания войны, опасаясь нападения от «родственника Вилли», царь Георгий вынужден держать под ружьем миллионы крестьян и рабочих, одетых в военную форму. Относительно немногочисленный по сравнению с Германией пролетариат сконцентрирован в нескольких центрах, наиболее организован в Петрограде и Москве. Окончание войны без репараций и восстановление западных губерний за счет казны значительно подорвали экономику. В нищету скатываются все большие слои населения.

Оратор уверял: Россия на пороге революции. Необходим лишь толчок. И они, социал-демократы, обязаны всеми силами обеспечить этот толчок, разбудить народные массы для свержения самодержавия. Переброска же главных сил российской социал-демократии на германский фронт неизбежно отсрочит момент кипения и взрыва народного возмущения. «Политическая проститутка» Лейба Бронштейн своими призывами раскалывает российскую социал-демократию, обещая несознательной ее части легкую победу в кайзеровской империи.

Прощальный залп пришелся по примиренческой позиции депутатского меньшинства. Эти социалисты предлагали воспользоваться некоторой либерализацией российского общества и ширить легальную борьбу за права рабочего класса, не форсируя революционный взрыв. Ульянову, как и Бронштейну, свербело: здесь и сейчас. Вот только для Ульянова «здесь» означало исключительно Россию.

— Как тебе самозваные вожди пролетариата? — спросил Друг.

— Демагоги. Жестокие фанатики.

— Именно, Федя. Но для разжигания революции нужны именно такие. Потом их сметут, и к власти придут прагматичные. Чаще всего малосимпатичные, но политика — дело грязное. Для нас Бронштейн-Троцкий — человек-патрон. Выстрел, рывок затвора, и стреляная гильза летит в мусор. Или на переплавку. Если пуля уйдет за молоком, зарядим другой патрон.

— Меня задевает слово «диктатура». Тем более, ты рассказывал, какой страшной была германская диктатура в твоей реальности.