Мастеровой-3. Революция

— Русский воздухоплаватель Уточкин на аэроплане конструкции Сикорского совершил перелет над Северным морем и снизил машину в Стокгольме. Оттуда на следующий день перелетел в Гатчину. Вез пакет от Игнатьева, обернутый горючей тканью и зажигалку, чтоб, случись неожиданное, не попал к врагу, — Михаил Георгиевич приподнял листок и поднес к носу: — Полюбопытствуйте, батюшка! Керосином пахнет. Бог с ним, привез, и на том спасибо. Что вы скажете про бронированный экипаж на чистом гусеничном ходу, без рулевого колеса, оснащенный пулеметной башенкой от броневика «Рено»? Борт и корма защищают от пуль и осколков, лоб — и от шрапнели на удар.

— Точно! — Брусилов хлопнул себя ладонью по лбу. — А ведь Кошкин рассказывал мне об этой идее после того, как увидел в Прибалтике германские самоходные бронеколпаки для защиты магов. Он еще тогда говорил: нужен гусеничный ход, а не колесный, лоб узкий и как можно крепче, пулемет в поворотной башне… Он успел составить чертежи?!

— Только наброски. Их передала давняя подруга Кошкина — Юлия Сергеевна Соколова, — Михаил Георгиевич вытащил еще один листок. — Игнатьев доложил, что еще до войны с германцами у Кошкина с Соколовой произошел скандальный случай. Барышня, его невеста, упорхнула к другому женишку, княжьему сынку, который, впрочем, под венец ее не повел, а чаял только поразвлечься и бросить. Когда правда выплыла наружу, и подлец получил жестокий урон княжеской чести, тот не нашел ничего лучшего, как вызвать Кошкина на дуэль. У Федора сработал Зеркальный Щит, противника размазало так, что и хоронить было особо нечего. В гроб положили кисет с пеплом да фуражку с парадного мундира.

— Помню сию некрасивую историю, — бросил из своего кресла император. — Я тогда простил Кошкина, так как он не знал про запрет на дуэли Осененных с даром Зеркального Щита. Таковых в России полвека не рождалось. Оттого Юсупов Кошкина и усыновил, чтобы дар редчайший заиметь в роду. Ну, так что с Соколовой?

— Не имею сведений, что после дуэли сия особа общалась с Юсуповым-Кошкиным. Жила в Тамбове, учительствовала сначала в институте благородных девиц, затем — в гимназии. В конце марта съехала, испросив месяц отпуска, срок которого истек. Где обреталась до того, как мы встретились в Париже, мне неведомо.

— Под Ригу приезжала другая пассия Кошкина, Варвара Оболенская, — напомнил Брусилов. — Других женщин около него не припомню.

— А две — мало? — усмехнулся Михаил. — Это только те, о ком мы знаем. Малый-то не промах. Увы — был. Вы, Алексей Алексеевич, лучше поглядите, какой пулемет Кошкин предложил для бронемашины. Нечто среднее между пулеметом и малой пушкой.

— «Митральеза Фалькон», — прочитал Брусилов.

— Бронированный самоходный экипаж они тоже нарекли Фальконом, генерал-фельдмаршал. Косвенная, но все же отсылка к Соколовой.

— Мы не будем это афишировать, — проскрипел Георгий. — Сами придумайте название без намеков. Михаил! О каком вознаграждении договорился с… гм… изобретательницей?

— Пятьсот рублей с каждого экипажа и сто с пулемета, если не ставится в башню, а идет в пехоту как станковый. Или на аэроплан.

— Щедр ты больно. Но коль слово дал, я не отменю, — Георгий, наконец, поднялся и проковылял к россыпи бумаг. — Странный с виду… Брусилов! От Генштаба — заказ на «Руссо-Балт», чтоб построили пяток пробных. Только проследи, чтоб не строили ползучий линкор для суши. Все должно быть, как Федор завещал: весом меньше десяти тонн и крупнокалиберный пулемет.

— Ваше Императорское Величество, пулемет Сестрорецку отдать? — уточнил Брусилов.

— Или Туле. Сам решай. Ты технику лучше у нас знаешь… правда, с другой стороны.

— Виноват! Такой дар, государь. Впрочем… — он замялся.

— Что за «впрочем»? Говори!

— Пробовал я ручной пулемет Кошкина остановить. Не удалось! Стрекотал, зараза, пока патроны все не съел. Надежный! А вот «Максим» могу заткнуть.

— Значит, сам себе задачу поставил. Бронированный экипаж и митральеза должны быть столь надежны, чтоб твой дар их не прошиб. Военный министр назначается у нас главным испытателем!

Император засмеялся, но больше не кашлял. Хорошее настроение улучшает самочувствие.

— Вот же Кошкин… Даже усопший и Отечеству помогает, и деньгу гребет, — добавил великий князь.

— Тело его не найдено, — ввернул Брусилов.

— И не нужно. Коль жив, но скрывается, нам полезнее. К годовщине смерти памятник откроем на Невском, близ Казанского собора. Третьим будет, рядом с Кутузовым и де Толли. В Туле уже храм в его честь заложили — Святого Федора-Воителя. Пусть останется покойником — нам же лучше. Имения и банковские счета возвращать не нужно. Михаил! С Соколовой рассчитайся, как договорились. Знаешь же, кому деньги женщина отдаст. Для него не жалко.

Император снова сел и прикрыл веки.