Мастерская пряток

— В тюрьму… Фю!.. — кричала Марфуша, подперев крутые бока руками, и захохотала, насмешливо прищурив глаза. — Не только тюрьмы, но и Сибири не испугаюсь. И в Сибирь пойду, да такой неправды царь-батюшка не допустит! — Марфуша вытаращила глаза и истово осенила себя широким крестом. — Антихристы… Безобразники…

Офицер безнадежно махнул рукой, словно пытался отогнать надоедливую муху. Жандармы тихонько ругались, называли ее чертовой бабой. Леля увидела, как впервые за страшную ночь у мамы дрогнули в усмешке уголки губ. Увидела это и нянюшка. Она приободрилась и вырывала из рук круглого Сидорова помятые простыни.

Марфуша быстро заправила детские кроватки. Расцеловала заплаканную Катю и уложила в постель. И Леле приказала укладываться спать. Куклу, помедлив, положила на подушку. И опять Леля поймала довольный мамин взгляд.

Мария Петровна вздохнула с облегчением — кажется, на этот раз пронесло. И Леля, молодчага, взяла куклу и не дала офицеру к ней притронуться. Адреса и явки, шифры и письма, запрятанные в головку куклы, спасены.

Офицер не выдержал криков «чертовой бабы» и приказал прекратить обыск в детской. Марфуша дождалась, пока жандармы покинули комнату, погасила ночник. Надела гномику колпачок. И закрыла дверь на ключ.

НА КУХНЕ У МАРФУШИ

И опять били часы. Мария Петровна услышала скрежет цепей, которые оттягивали медные гири. Теперь процессия переместилась на кухню, где безраздельно царствовала Марфуша. Кухня просторная и светлая. Главным богатством служила русская печь с конфорками, вьюжками и поддувалом. На белой стене из кафеля висели полотенца, расшитые петухами.

Вдоль стен полки, на которых, словно солдаты на смотру, стояли кастрюли, начищенные до блеска, и чугуны. Каких только не было размеров — от самых больших, ими можно было накормить полк солдат, как любила говорить Марфуша, до самых маленьких, в которых впору варить кашу для куклы. В таком же порядке располагались и сковородки. Висели, пугая блеском, медные тазы для варки варенья. Тазы… Тазики… Утюги… Сбивалки… Нет, что ни говори, а Марфуша оказалась запасливой хозяйкой.

Мария Петровна всегда дивилась, зачем такая прорва посуды?! Марфуша объясняла, что запас денег не просит, а бегать по соседям — одна срамота. И самовары стояли по ранжиру, начищенные до блеска.

— Милости просим, господа хорошие, на кухню… Идите, идите за тараканами на печку. — Марфуша отстранила Марию Петровну и подлетела с вопросом к Сидорову: — Сколько можно беспокоить добрых людей? А? Спасения от вас нет. Каждую ночь думаете, кому бы ее испортить и не дать поспать. У, проклятущие!..

Марфуша схватила ухват на длинной ручке, которым лазила в печь, и оперлась на него.

— Значит, недозволенного ищем! Да? — Марфуша возмутилась от таких предположений. — Мы люди порядочные и недозволенного не держим.

Марфуша распахнула чугунные дверцы печи и принялась ворошить угли кочергой. Печь гудела. Огонь вспыхивал голубым пламенем, от печи пахнуло жаром. Марфуша отступила и пропустила поближе к печи круглого Сидорова.

— Ищи, горбатый черт! Иди…

— Что мне в огне искать?! — обозлился Сидоров, и белесые брови его поползли вверх. — Дура чертова. Я — не домовой!

— А ты везде ищешь — не знаешь чего! — философски заметила Марфуша, презрительно сощурив глаза.

На кухне она почувствовала себя как рыба в воде, хозяйкой настоящей, и голос ее окреп. Стал сильным и сочным. Она не боялась разбудить девочек, да и радовалась — в комнатах обыск закончился благополучно. И здесь, бог даст, пронесет! И Марфуша кричала, вымещая обиду и страх.

Мария Петровна не могла ждать опасности в бездействии, привыкла беду встречать лицом к лицу. И она пришла на кухню. Слушала Марфушу с удивлением. Знала, Марфуша любит девочек и к ней привязана сердцем. Только таких артистических способностей за ней ранее не замечала. И царем грозила офицеру, и губернатором!

Кухня ее беспокоила больше всего. В чуланчиках, которые были рядом с кухней, в подполье лежала запрещенная литература. Привезли ее прошлой ночью, и раздать ее по организациям она не успела. Вот и ждала результатов обыска ни жива ни мертва. Марфуша сразу угадала ее волнение и старалась взять самое тяжелое на себя.

— Чугун со щами… Жаркое с барского стола!.. — Марфуша гремела крышками и воинственно размахивала ухватами перед носом круглого Сидорова. По правде, она боялась жандарма, у которого такие жадные руки и злые глаза. — Пробовать будете? Или на слово поверите, что в щах запрещенного нет?

Марфуша сильно волновалась, да и за Марию Петровну страшилась: возьмут ироды и заарестуют. И что делать ей с девочками да чахоточным Василием Семеновичем?! С грохотом опрокидывала кастрюли и чугуны, громыхала крышками и пустыми ведрами. Как много в доме посуды — Мария Петровна и понятия не имела, какое хозяйство развела Марфуша.

— Таз для варенья! Да, не отвлекайтесь, любезный пан! — Марфуша знала, что в тазах ничего запрещенного нет. Она ударила в таз, как барабанщик, по дну и хитрым голосом спросила: — Гусятницу с тушеной капустой опорожнять али нет?