Мастодония

«Ну а почему бы и нет?» – спросил он самого себя. Путь с этой планеты был только на Гастру, а в обозримом будущем именно туда ему хотелось попасть меньше всего. Здесь же было совсем неплохо, по крайней мере пока. Оставшись тут, он обретал возможность заняться своим прямым делом, и работа обещала быть ему по силам: следить за здоровьем людей, работавших в Ватикане. Ну, может быть, иногда нужно будет помочь кому-то из поселка. Жилье ему предоставили совсем неплохое, к нему приставлен робот-слуга, скорее всего, его тут ждут встречи с интересными людьми. Когда он бежал с Гастры, он думал только о том, чтобы найти убежище, а здесь нашел такое убежище, о котором даже мечтать не мог. Место, конечно, странное, но со временем можно привыкнуть. Не хуже Гастры, по крайней мере.

Он сидел на скамье и лениво водил носком туфли по гравию дорожки.

«Да, – думал он, – решение я принял гораздо быстрее, чем ожидал».

Пожалуй, он еще вчера ночью согласился бы на предложение Экайера, не прояви тот такую настойчивость и не намекни, что у Ватикана есть средства, с помощью которых его могут заставить тут задержаться. И с чего это Экайеру вдруг понадобилось угрожать ему?

«Ну ладно, – решил Теннисон, – угроза это или нет, но остаться стоит. Деваться-то все равно некуда».

Он поднялся со скамейки и пошел дальше, вглубь сада.

«Погуляю еще немного и вернусь, – решил он, – а Губерт пока завтрак приготовит».

Но дело, конечно, не в том, чтобы потянуть время до завтрака, и он это отлично понимал. Просто пройдет еще немного времени, и все здесь, в саду, изменится – солнце поднимется повыше, и все станет другим. Исчезнет это мягкое, нежное очарование, чудо раннего утра – исчезнет и не вернется, то есть, может, и вернется для кого-то другого, но не для него. Здесь, именно здесь, к нему пришло верное решение. Без мучений и душевных метаний, без сожаления он решил, что должен остаться здесь.

Впереди дорожка круто поворачивала, и на углу, на самом повороте, красовались заросли невысоких кустов с алыми цветами. Свернув по дорожке, Теннисон остановился как вкопанный. Около кустов присел, работая садовыми ножницами, робот. Алые цветы изумительной красоты были усыпаны алмазными капельками утренней росы. Драгоценными бриллиантами сверкали они на красном бархате лепестков.

Робот взглянул на него снизу вверх.

– Доброе утро, сэр, – поприветствовал он Теннисона. – Вы, вероятно, врач, который прибыл вчера вечером?

– Да, именно так, – сказал Теннисон. – А ты откуда знаешь?

Робот покачал головой.

– Не я один, – сообщил он. – Все уже про вас слышали. Тут это дело обычное. Стоит чему-нибудь произойти, и все сразу знают.

– Понятно, – кивнул Теннисон. – А скажи-ка мне: это, случайно, не розы?

– Вы не ошиблись, – ответил робот. – Это цветы с Древней Земли. У нас их тут, как видите, немного, и мы их очень бережем. Они очень редкие. Вы их узнали – наверное, видели раньше?

– Однажды, – признался Теннисон. – Очень, очень давно.

– Вы, конечно, знаете, – сказал робот, пощелкивая ножницами, – что мы и сами с Земли. Связи с планетой-праматерью давно прерваны, но мы старательно сберегаем все, что нам осталось в наследство. А вы, сэр, когда-нибудь бывали на Земле?

– Нет, – признался Теннисон. – Ни разу. Не многие люди там бывали.

– Ясно, – кивнул робот. – Это я просто так спросил. – Он щелкнул ножницами, срезал один цветок с длинным ровным стеблем и протянул его Теннисону. – Примите, сэр, от меня на память этот кусочек Древней Земли.

Глава 12

Енох, кардинал Феодосий, был такого маленького роста, что казалось, еще чуть-чуть – и его совсем не станет видно под лиловой мантией, в которую он был облачен. Он бы выглядел совсем как человек, если бы его лицо под алой митрой не отливало стальным блеском. Только этот отблеск и выдавал в нем робота.

«Хотя, – сказала себе Джилл Робертс, – „выдавал“ – не то слово. Ни кардинал Феодосий, ни остальные его собратья вовсе не старались подделываться под людей. Пожалуй, – решила она, – они даже гордятся тем, что роботы». Если судить по тому, чего они добились, чего достигли здесь, на Харизме, – им было чем гордиться.

Робот-послушник, который провел ее в кабинет кардинала, закрыл за ней дверь и встал там, заслонив дверной проем широченной спиной, расставив ноги и заложив руки за спину. В кабинете было темно, единственная свеча мерцала на столе, за которым восседал кардинал.

«Почему свеча? – удивилась Джилл. – Зачем она понадобилась, когда есть электрическое освещение? Показуха, – решила она. – Столько здесь показушного, витринного».

Алые, расшитые золотом занавеси свисали со стен. Если тут и были окна, они скрыты тяжелыми портьерами. Пол был покрыт ковром, в полумраке невозможно различить его цвет. Может быть, он тоже был красный, хотя в тусклом свете свечи казался черным.

«Нет, не может быть, чтобы ковер был черный, – решила Джилл. – Кому придет в голову стелить черный ковер?»

Вдоль стен была расставлена какая-то мебель, но какая именно, было неясно – призрачные тени, похожие на притаившихся перед прыжком чудовищ.