– Д-джейсон, – проговорил он сдавленным шепотом, – знаешь, кто это?
– Нет, – пожал плечами Джейсон. – Какой-то робот.
– Это наш милый Губерт, – сказал Экайер. – Тот самый, что варил такой прекрасный кофе…
– Лично мне картина происшедшего ясна, – сказал Теннисон. – Декер был ранен в грудь. Одно легкое задето. Видимо, он быстро умер. Но прежде чем умереть, он успел ответить Губерту метким выстрелом. Пуля снесла роботу полголовы. Мозг – всмятку: кучка спутанных проводов. Он ненадолго пережил Декера.
– А я вот чего никак не пойму, – нахмурился Экайер. – Как вышло, что они оба оказались в такой глуши и принялись палить друг в друга? И потом – Губерт! Губерт, трусишка и подхалим! Не скажу, чтобы он был таким уж образцовым слугой, но все-таки старался как мог. Пожалуй, я его даже по-своему любил. Он мне служил много лет. А Декер? Что Губерту до Декера? Мне кажется, он его и не видел ни разу в жизни. Нет, то есть за глаза-то он его знал. На Харизме все знают, кто такой Декер.
– А винтовка? – спросил Теннисон. – Как попала к Губерту винтовка, вот вопрос. Ведь это та самая, которую взял с собой прежний доктор, когда отправился охотиться на глухоманов.
– Ну вот это как раз объяснить несложно. Наверное, винтовку подобрали роботы, когда выносили из леса тела убитых. Валялась где-нибудь. Роботам она была совершенно ни к чему. Они оружием не пользуются.
– Один, как видишь, воспользовался, – с горечью проговорил Теннисон. – Какой позор! Декер был прекрасным человеком. Мне он с первой встречи понравился. Он был мне другом. И единственным поводом отправить его на тот свет было то, что он знал, где рай, я в этом не сомневаюсь.
– Тут я с тобой согласен, – кивнул Экайер. – Но только никак в голове не укладывается, что у Губерта могло быть что-то общее с богословами. Я, правда, с ним об этом не беседовал никогда, поэтому мне трудно судить, что он по этому поводу думал. Но он был не такой робот, чтобы…
– Он мог слышать наши разговоры, – предположила Джилл. – Вечно он торчал на кухне и, по-моему, подслушивал. Он запросто мог услышать, как мы говорили о Декере, о том, что, вероятно, Декер знает, где находится рай.
– Верно, – согласился Экайер. – Он был очень любопытен и любил посплетничать. Весь Ватикан – огромная фабрика сплетен. Но за все те годы, что он был моим слугой, Джейсон, клянусь тебе, большого вреда от него не было, пока я не отправил его к тебе.
– Ошибся, как видишь, – сказала Джилл. – Он оказался далеко не так безобиден.
– Давай попробуем взглянуть на происшедшее по-другому, – предложил Теннисон. – Оба «райских» кристалла исчезли – похищены, скорее всего. Декер убит. Когда мы обыскивали его хижину, мы имели возможность убедиться – того, что мы ищем, там нет. Не исключено, что кто-то, может быть Губерт, обыскал хижину до нашего прихода и либо нашел то, что искал, либо не нашел. Если не нашел, то мог, как и мы, подумать, что Декер спрятал «черный ящик» где-то еще. Если так, то никаких шансов разыскать его не осталось. Если «ящик» найден, следовательно, он сломан и выброшен, а если не найден, возможности найти его практически нет. Теперь, когда нет ни кристаллов, ни «черного ящика» и Декер мертв, никаких шансов добраться до рая не осталось.
– Но может быть, Мэри? – спросила Джилл.
– Нет, – твердо ответил Теннисон. – У нее коматозное состояние. Она может и до утра не дотянуть. Зрелище толпы фанатиков доконало ее. Она упала в обморок, и ее пришлось нести в палату на руках.
– Значит, у нас ничего, совсем ничего не осталось, – обреченно проговорила Джилл.
– И это как нельзя на руку богословам, – вздохнул Экайер. – Мертвая Мэри станет более подходящим объектом для канонизации, чем живая. Живая и невредимая святая – в этом есть что-то святотатственное. А когда она умрет, у них будет замечательная возможность довести свое дело до конца. У Ватикана появится первая собственная святая, споры о рае утихнут, все будут верить, что святая Мэри нашла его, и…
– Да, но этому могут воспротивиться кардиналы, – возразила Джилл. – Не все они за такой поворот событий. Феодосий, насколько мне известно, против.
– Наверное, они могли бы что-то сделать, – сказал Экайер, – если бы не побоялись столкнуться с откровенным бунтом. Даже если бы смута началась, то у них была бы возможность погасить, подавить ее… но это было бы ужасно для самого Ватикана. Ведь Ватикан – это средоточие покоя, стремления к святости. Кардиналы побоятся, я уверен.
– Но если богословы победят, – сказал Теннисон, – а теперь, похоже, так оно и будет, Поисковой Программе конец, а без нее…
– Вот над этим, – кивнул Экайер, – и следовало бы нашим кардиналам призадуматься. Они ведь всегда отличались умением предвидеть. Может быть, они отступят на какое-то время, но потом снова начнут упорно, как муравьи, восстанавливать свое детище, пока Ватикан не станет таким, каким они его себе представляли с самого начала. Ведь для робота время ровным счетом ничего не значит. Вечность к его услугам.